— Обсуди это с Кэндис, — я делаю ей знак, и она злорадно улыбается ему, проводя стажеров в мой кабинет.
Я говорю им, чего от них ждут, эффективности без головной боли, затем хватаю свой портфель и ухожу.
Дэниел и Нокс все еще устраивают шоу, разделяя стажёров, и я игнорирую их, направляясь к выходу.
— Они снова за свое, — Аспен, единственная старшая женщина-партнер в фирме, идет в ногу со мной, и мы заходим в лифт.
Ей чуть за тридцать, и она одна из основательниц Weaver & Shaw. Они никогда бы не признали это, но Аспен — это линия, которая удерживала Нейта и Кингсли Шоу от убийства друг друга и действительно делала что-то продуктивное со своей разрушительной энергией.
В каком-то смысле она стратег и близкий друг Нейта, но в суде она может превратиться в огненный шар, который соответствует ее цвету волос.
— Я знаю, — вздыхаю и нажимаю кнопку парковки.
— Как у тебя дела?
Я поднимаю бровь, и она поднимает идеальную бровь в ответ.
— Дай угадаю. Нейт проболтался, и теперь мне приходится иметь дело с его вооружением и секретным оружием массового уничтожения.
— Я кто угодно, только не секрет, Себастьян. И ты забываешь, что я была рядом, когда ты достиг дна. Я собираюсь быть вестником плохих новостей и сообщить тебе, что это больше не повторится, не только ради Нейта и фирмы, но и ради тебя.
— Я буду в порядке.
— Лучше чтобы так и было. Я не хочу начинать использовать то, что знаю, чтобы держать тебя в узде.
Лифт открывается, и мы входим в гараж, затем останавливаемся. — О чем ты говоришь, Аспен?
— В твоей семье все не так, как кажется.
— Это мне ни о чем не говорит.
— Так не должно быть. Если я дам тебе все ответы, то как ты собираешься понять это самостоятельно? Но вот подсказка: твои бабушка и дедушка и даже Нейт что-то скрывают от тебя, — она машет мне рукой и идет к своей машине.
К чему, черт возьми, она клонит? Я точно знаю, что Аспен не заговорила бы об этом, если бы не считала это жизненно важным, но я также не в настроении играть в ее интеллектуальные игры.
Я ни на что не настроен. К черту настроение.
Качая головой, я сажусь в свою машину и еду на встречу.
Однако мой разум не сосредоточен на работе или формировании межличностных отношений. Обычно у меня это получается лучше всего — использовать имя бабушки и дедушки всякий раз, когда я считаю нужным.
Нейт этого не делает, потому что он хочет полностью порвать с ними, но я не понимаю, почему бы и нам не поступить иначе. В конце концов, мы достаточно долго терпели их снобистское, удушающее поведение, и мы должны быть в состоянии пожинать плоды.
Но сегодня все, чего я хочу — это уехать.
И как только у меня появляется такая возможность, я возвращаюсь к себе домой. Он расположен в тихом здании на окраине Бруклина. Он не только просторный и звукоизолированный, с прекрасным видом на город, но и место, где я могу быть самим собой.
Не юрист, не Уивер и не племянник Нейта.
Даже Себастьян иногда.
Просто… я.
Интерьер просторен, а деревянные полы сияют под лучами послеполуденного солнца, проникающего через окна от пола до потолка. Единственная мебель — это телевизор, который я включал всего несколько раз.
Здесь нет ни дивана, ни ковров. Никаких декоративных вещей или сакральных вещей.
У меня есть кровать в спальне, письменный стол и библиотека в домашнем кабинете, немного посуды на кухне, и все.
Прошло несколько лет с тех пор, как я переехал сюда, но я никогда не чувствовал необходимости превращать это место в дом.
Это еще одна причина, по которой я не приглашаю людей в гости.
Это то место, где я могу побыть наедине с самим собой. Где я могу сбросить любую маску, которую носил в течение дня, и просто существовать.
Это мое убежище, в котором я не хочу видеть никого другого.
Но я кое-кого пригласил к себе.
Наоми.
Я снова смотрю на сообщение, которое отправил ей несколько дней назад. Она прочитала его, но не прислала никакого ответа, чтобы ни опровергнуть, ни подтвердить это.
Когда я сделал это предложение в своем кабинете, я не ожидал, что она примет его. На самом деле она не будет делать все, что я хочу, только чтобы я держался подальше от ее мужа.
Потому что, если бы она это сделала, это ничем не отличалось бы от согласия на интрижку.
Однако она должна понимать, что я не оставлю это без внимания, просто ощупывая и облизывая ее. Даже по прошествии всего этого времени она должна знать, что моей руки на ее горле было недостаточно.
При одном воспоминании о том дне у меня до сих пор чертовски встает.
Наоми, должно быть, увидела садизм и жажду большего в моих глазах, поэтому она сбежала, пока была еще в состоянии.