— Ты мудра, Одзё-сама, но, возможно, ты захочешь приберечь этот разговор для того, кто имеет значение, — он указывает на дверь кабинета.
Глубоко вздохнув, я стучу, затем вхожу внутрь, не дожидаясь разрешения.
Кабинет выполнен в зеленых и коричневых тонах. Книжные полки заставлены больше антиквариатом, чем настоящими книгами, а стены украшены бесчисленными картинами и каллиграфическими рисунками. Кай однажды сказал мне, что мой отец приобрел эти бесценные картины на черном рынке и иногда использует их в качестве денег для транзакций вместо реальных наличных.
Некоторые из них имеют ценность, исчисляющуюся сотнями тысяч. В качестве свадебного подарка мой отец подарил нам каллиграфию, которая стоила миллионы долларов.
Я не знаю, куда Акира ее положил и хранил ли он ее вообще. Я чертовски уверена, что никогда не спрашивала об этом.
Мой отец и мой муж сидят за кофейным столиком, пьют чай и оживленно разговаривают по-японски.
Когда они замечают меня, их разговор обрывается. В глазах моего будущего бывшего мужа вспыхивает яркая искра. Он, наверное, думает, что я пришла сюда ради него и в честь сделки, которую мы заключили семь лет назад.
Что ж, у него появятся другие дела в скором времени.
— Завтрак был полчаса назад, Наоми, — выговаривает мой отец.
— У нее была чрезвычайная ситуация, Хитори-сан, — лжет Акира от моего имени.
— Не совсем. Я просто не понимаю, почему я должна завтракать с тобой, когда я ненавижу тебя, отец.
Его щеки краснеют, и он крепче сжимает чашку. Если есть что-то, что Абэ Хитори презирает больше, чем когда ему бросают вызов, так это неуважение, особенно на публике, где это считается унижением. Из-за его склонности к самоконтролю и роли в якудзе он привык к тому, что его требования удовлетворяются.
— У тебя есть желание умереть? — выпаливает он.
Может быть, это именно то, что у меня есть, потому что прямо сейчас внутри меня нарастает давление. Или, может быть, оно гноилось там годами. В любом случае, это нуждается в освобождении.
Мне нужна разрядка.
Мне нужно, наконец, сбросить маску и снова стать собой.
Мне нужно быть той Наоми, которая никому не позволяла наступать на нее, потому что так учила ее мама.
— Нам с Акирой нужно поговорить, — говорю я.
— Мы уже говорили, дорогая жена, и ты решила ослушаться меня, поэтому я попросил Абэ послать за твоим любовником. Мы же не хотим, чтобы он разрушил наше партнерство, не так ли, Хитори-сан?
— Верно, Мори-сан, — мой отец пристально смотрит на меня. — Ты должна была думать лучше, прежде чем испытывать нас.
Мои ноги дрожат, и мне требуется вся моя сила, чтобы не упасть на землю. — П-послать за ним? Что вы имеете в виду, говоря "послать за ним"?
— Это значит, что он под нашей опекой, — мой отец тянется за пультом и включает телевизор. Я перестаю дышать, когда в поле зрения появляется клетка.
И не просто любая клетка.
Та же самая камера, в которой мы с Себастьяном были заперты семь лет назад.
Только на этот раз меня там нет. Себастьян есть. Один.
На земле.
Неподвижный.
О боже.
Нет, нет, нет…
В течение многих лет мне каждую ночь снились кошмары об одной и той же сцене. В своих мечтах я так сильно скучала по нему, испытывала минутную слабость и шла к нему. Я целовала его, прикасалась к нему, засыпала в его объятиях, но тогда мой отец и Акира всегда убивали его.
Прямо передо мной, чтобы я усвоила урок.
Причина, по которой я должна была сопротивляться Себастьяну, заключалась именно в этом. Я предпочла разбить и растоптать собственное сердце, чтобы он снова не оказался в таком положении.
Я по глупости верила, что могу все изменить. Что я наконец-то могу быть с ним, несмотря ни на что.
Но я опоздала.
Слишком поздно.
Мои руки дрожат, а глаза щиплет от непролитых слез, когда я смотрю на экран. Ощущение жжения вырывается на поверхность, угрожая перелиться через край.
Нет. Пожалуйста.
Пожалуйста, Себастьян. Ты не можешь оставить меня сейчас, после того как я наконец снова нашла тебя.
— Он не умер, — объявляет Акира. — Но он умрет, если ты не выполнишь свою часть сделки.
В моей груди нарастает чувство облегчения, но оно недолговечно из-за скрытой угрозы, скрывающейся за словами Акиры.
Я знала, что ему не нравится, когда ему угрожают, что он ненавидит, когда у него нет власти и контроля, который приходит с этим, но я все равно нажала на его кнопки, и теперь он заставляет меня платить.
— Ни ты, ни кто-либо другой не будет угрожать моему бизнесу, Наоми. Ты меня слышишь? — мой отец указывает на экран, на неподвижное тело Себастьяна. — Этот маленький ублюдок должен был умереть двадцать два года назад за грех своих родителей, но я сохранил ему жизнь за деньги его бабушки и дедушки. Оказывается, оно того не стоило, и ему следовало присоединиться к своей вороватой матери.