Старейший член снова налил себе бурбона; рука его дрожала, а пот стекал струйками по щекам.
— Неделю спустя я попросил ее руки.
Она расхохоталась мне прямо в лицо и сказала, что уже сделала свой выбор среди гольфистов и остановилась на Пиффи.
Пиффи! Жалкий красавчик, игравший в гольф из снобизма и орудовавший драйвером, как зонтиком!
Целый месяц я не появлялся на поле. Однако, влечение было слишком сильным. Я вернулся, чтобы погонять мячик.
Я направился к клуб-хаузу, где надеялся найти тренера, но вдруг меня окружил странный запах. Тренера не было, но была Джуди; она выглядела очень веселой.
— Злюка, — сказала она мне со смехом, — я вас не видела уже целую вечность. И собиралась послать вам письмо, чтобы сообщить дату бракосочетания с Пиффи!
Вечерело. Последние игроки покидали поле, а кэдди сдавали клюшки старшему кэдди.
— Прогуляемся? — предложил я.
Мы обогнули высокие холмики и уселись рядом с огромным препятствием,[9] глубоким илистым прудом. Позже его засыпали.
По небу лениво бежали низкие облака; вдали прогремел гром; на пустынное поле опустилась почти ночная тьма.
Я предложил Джуди уйти, но она отказалась.
— Сади принимает ванну, я должна дождаться ее.
— Сади?
— Мой чудесный розовый питон… Кстати, вот и он.
Около берега из воды высунулась отвратительная плоская голова.
— Иди ко мне, красавица! — крикнула Джуди.
Змея наполовину выползла из воды, посмотрела на нас ужасным взглядом, но не пожелала идти на зов.
— Из-за грозы, — заявила мисс Кларендон.
И в то же мгновение рептилия вылетела из воды словно чудовищная стрела, обвилась вокруг талии Джуди и увлекла ее в пруд.
Я решительно бросился в воду, но завяз в иле и водяных растениях.
Ни Джуди, ни змея так и не выплыли на поверхность.
— Боже, эта водка — настоящая гадость… И бутылка вроде бочонка? И что это я перед ней разоткровенничался… А запах так и не уходит…
Так вот! Я ничего не сказал. Я слишком боялся, что в мой рассказ никто не поверит, ведь все знали, что я безумно ревновал ее к этому глупцу Пиффи.
Тело мисс Кларендон нашли, но не нашли питона, и коронер[10] решил, что смерть наступила от несчастного случая.
Старейший член рывком вскочил с места и бросился к раздевалке с криком:
— Хватит разговоров… На запах!.. На запах!
Бутылка на столе была пустой.
— Он воспользовался тем, что остался один, чтобы напиться, хотя это было ему строжайше запрещено, — заявил доктор Глуми, возвращаясь с похорон старейшего члена. — Но зачем ему понадобилось умирать в женской раздевалке, ведь истинный джентльмен и ногой туда не вступит?
— Кстати о раздевалке, — сказал президент. — Мы воспользовались этим, чтобы провести генеральную уборку. И знаете, что мы нашли? Мумифицированное тело какого-то розового питона, который сдох там десятки лет назад!
— Меня это не удивляет в отношении клубной раздевалки, — усмехнулся доктор. — Если хорошенько поискать, там найдешь немало экспонатов для археологического музея!
— Это — добрая традиция, — кивнул президент. — А вы знаете, на что мы наткнулись в деле нашего бедняги старейшего члена? На письмо полувековой давности, написанное неким Пиффи, который обвинял нашего друга в убийстве некой Юдифь Кларендон.
— Это лишний раз доказывает, что сумасшедших полно повсюду, — философски промолвил доктор. — Они есть в министерствах, на университетских кафедрах. Почему бы им не быть на полях для гольфа?
Я знал, что вижу сон, что лежу в своей постели и что перед моими глазами проходят бесплотные образы. Однако, будучи в полусознании, я опасался, что сон перейдет в кошмар.
Пространство было очерчено резко, хотя цвета путались; но известно, что во сне цвета различаются плохо.
Я был на поле для гольфа. Вдали в лунках трепыхались два или три флажка.[11] Поле пересекал длинный, заросший травой холм, из-за которого виднелась крыша. Наверно, там находился клуб-хауз, но я спрашивал себя, почему конек его изогнут, как у сиамской пагоды.
«Я спрашивал?» — сказал я… Ответ был мне известен — эти пагоды возвели бонзы, уверяя, что они защищают от тигров. И я стоял перед таким маленьким храмом, совершенно чуждым полю для гольфа. Правда, во сне особого удивления никогда не испытываешь.
Небо было низким и серым, а позади холма, на горизонте, угадывалась огромная пустая равнина или темное волнующееся море, над которым опускалась ночь.
Поле было пустым. Ничто не двигалось на нем. Все казалось застывшим, и не будь ощущения трехмерного пространства, я бы решил, что разглядываю огромную гравюру.
Однако, я знал, что кто-то придет, и этот кто-то будет мадемуазель Андретт Фроже, прекрасная гольфистка-француженка, чья потрясающая победа в женском чемпионате Девона огорчила всех английских поклонников гольфа.
И тут я впервые услышал во сне звук. Это был четкий рык без всякого эха: онг-о-онг. Я узнал его. Ибо множество раз слышал вечерами в Лингорском лесу рык просыпающегося тигра, его первый призыв к охоте.
Я не обратил на него никакого внимания. Все мое внимание было отдано мадемуазель Андретт Фроже — она должна была вот-вот появиться.
Я никогда с ней не встречался, но ее фотография появилась во всех спортивных журналах того времени — высокая, тонкая, гибкая и грациозная женщина.
Я был в пижаме, но это не смущало меня, ибо черный шелк с серебряными и перламутровыми полосами не выглядел ни смешным, ни неприличным. Когда-то один китайский чиновник подарил мне такую же, но ее у меня спер слуга-аннамит.[12]
Наконец, позади меня послышались шаги, и шум их вписался в мой сон.
Не обернувшись, я спросил:
— Это вы, Андретт?
Женский голос ответил:
— Я, Энди!
Стоило обернуться, чтобы увидеть ее, но я не сделал этого и ее не увидел. Я сказал:
— Мадемуазель Фроже, хотите выйти за меня замуж? Я выиграл Кубок лорда Хаскетта.
— Конечно, и вы это знаете, — сказал голос.
На мои плечи опустились руки. Я не обернулся, но увидел эти руки, и на этот раз ощущение цвета было четким — руки были огромными и красными.
— Уберите ваши руки, — попросил я.
Она не послушалась, но вдруг руки заметались перед моими глазами, как красные всполохи. Потом приблизились к моему горлу и вцепились в него. Я ощутил, как воздух медленно вытекает из моих легких; все мое тело пронзила резкая боль; шея моя так напряглась, что уже не могла держать голову, и та болталась слева направо… Да, да, слева направо, как у тигров…
А голос невидимой Андретт звучал раскатами грома:
— Да… вы хорошо это знаете, Энди!
…Я проснулся с криком.
В рассеянном свете ночника я заметил ужасную морду рядом со своим лицом. Я завопил еще громче.
Но это была мертвая голова со стеклянными глазами.
…У подножия моей постели лежит громадная тигровая шкура.
В тот год я отдыхал во Франции.
Я выехал на машине из Рамбуйе и медленно катился по Дурданской дороге вдоль Орны, когда вдруг заметил поле для гольфа, где находилось несколько игроков. С первого взгляда я понял, что здесь играли любители.
И тут мое сердце сжалось — я заметил неподалеку домик в виде пагоды, который стоял в стороне от дороги.
Я остановил машину и вошел. Меня довольно нелюбезно принял человек в зеленом переднике.
— Здесь помещение Клуба, — проворчал он. — Постоялый двор находится в сотне шагов отсюда…
Я показал ему карточку члена Болдвиг-клуба, и он тут же стал обходительным.
— Простите… Это совершенно иное дело… Мадемуазель Фроже не простит мне, если узнает, как я неприветливо вас принял. Она вот-вот появится; сейчас она заканчивает партию с гольфистами, специально приехавшими из Парижа. Кстати, вот и она…
Мадемуазель Андретт Фроже вошла в помещение — она была невысока, но гибка и грациозна, как и на фотографиях. Бармен тут же обратился к ней:
10
Коронер — должностное лицо в Англии и США, занимающееся расследованием случаев насильственной смерти.