Под полуденным солнцем кошмары не приходили к нему, отгоняемые толи окружающим спокойствием, то ли веселым пением птиц и незатейливой беседой Ульна и Тара. В этот раз мужчины говорили не о вере и Альтосе, а о вещах более приземленных, таких как жизнь в затерянных среди лесов Зеленых полянах.
— Вас послушать, так это замечательное место, — с мечтательным лицом произнес пилигрим. — Я всегда желал встретить свою старость в какой-нибудь тихой и уютной деревушке, где все друг друга знают, обучая детишек грамоте, а взрослых наставляя на путь просвещения.
— Тогда наши поляны — это то, что вы искали, жрец, — с неподдельной гордостью сказал Тар. Старик, как староста деревни, действительно испытывал гордость за свой дом и тех людей, что живут вместе с ним. — Мы все больше чем соседи, мы — друзья, семья можно сказать, все два с лишним десятка домов!
— Это просто замечательно! Мне прямо не терпится увидеть всю эту благодать своими глазами.
— Скоро увидите! — Тар подстегнул лошадок, и те ускорили свой бег, с каждым шагом приближаясь к Зеленым полянам.
Тенро проснулся, еще когда его старик в первый раз останавливал повозку, давая лошадям отдых. Но охотник не спешил открывать глаз. Он слушал беседу отца со жрецом и не хотел мешать.
Охотник давно не видел своего старика таким оживленным. Все, кто знал Тара, говорили, что он сильно сдал после смерти жены. Возвращение сына его, безусловно, обрадовало, но тягостные мысли крайне редко пропадают навсегда. Они таятся в самых сокровенных уголках сознания, пробираясь в душу и, то и дело, выглядывают оттуда, неприподъемной ношей взваливаясь на плечи.
Тенро часто замечал, как взгляд отца становится затуманенным, отсутствующим, а когда он говорил родственнику об этом, то Тар, грустно улыбаясь, отвечал: — «Ты бы сам посмотрел на себя, когда вспоминаешь минувшее, сынок. Пусть все и прошло, но пережитое навсегда остается с нами. В самом сердце».
Как правило, на этом их разговор всегда и заканчивался. Тенро знал, что отец прав. Сейчас же, когда Тар, впервые за долгое время, кажется, нашел отдушину для своей души, Тенро был по-настоящему рад. Если вера в Альтоса и молитвы ему хоть как-то облегчат жизнь старика, то его сын никогда не будет против.
Ульн и Тар говорили и говорили, они даже откупорили один из кувшинов с вином, что везли с собой, и их беседа стала проходить веселее и оживленнее. Потом они и вовсе бесцеремонно растолкали снова прикорнувшего Тенро и, всучив ему поводья, перебрались в телегу, чтобы продолжить разговор.
Выспавшийся охотник не возражал. Он занял свое место, заметив, что Ар, почуяв знакомые места, спрыгнул на землю и затрусил в растянувшийся по левую руку лес.
Тенро знал, что позже лес изогнется, поглотив дорогу и заползая на высокий холм справа, чтобы окружить острые шпили гор Королевского кряжа, вздымающиеся к бескрайнему голубому небу своими белыми шапками. Где-то за этими горами раскинулся Застывший лес, земля, ныне принадлежащая обезумевшим духам — край тумана и смерти.
Выпившие кувшин превосходного наэрского вина, Тар и Ульн заснули. Они оставили молодого охотника наедине с самим собой.
Думать ни о чем не хотелось, так что Тенро просто смотрел на дорогу, слушая звуки приближающего леса. Деревья уже подступили к дороге, зажав ее между своих массивных стволов, а низкие ветви почти касались головы охотника. Сквозь густую зеленую листву пробивались теплые лучики закатного солнца, а дующий в спину ветерок приносил легкую прохладу, знаменующую приближение сумерек.
Из-за густых крон, раскинувшихся над его головой, Тенро даже не заметил, как село солнце. Заметно похолодало, тени в лесу сгустились, а неуемная мошкара, наконец-то, оставила людей в покое.
Стало гораздо тише, спокойнее, но Тенро нахмурился.
Обычно, на заре, когда солнце почти скрывалось за горизонтом, окрашивая небо в золотистые и красные тона, в лесах вокруг Зеленых полян начинали петь зарянки. Маленькие зеленые птички с желтыми грудками, неизменно затягивают свою звенящую песнь в это время суток. Их пение уже должно было разноситься далеко по лесам, подхватываемое сородичами.
Охотнику всегда нравилось пение зарянок: вкупе с закатным небом, она успокаивала его, приводило в порядок мысли и отгоняло неприятные воспоминания.
Но сегодня Тенро не услышал знакомых звуков. Наоборот, лес, будто замер, стих, словно ожидая чего-то. Обычно такое случается перед грозой, но, насколько помнил Тенро, небо было чистым, а его отец не жаловался на постоянно ноющие перед непогодой шрамы.
Остановив лошадей, охотник встал на ноги, прислушиваясь — дыхание спящих мужчин и лошадей, да скрип ветвей под завывания усилившегося ветра, вот и все, что он смог разобрать.