- Звезда на удивление сообразительной оказалась, уже начала соображать что к чему…. Кричит, материться и грозится позвонить папочке.
-Блокировки сигнала в действии?
-Да. Сами с главной машиной общаемся по рации.
- Как с ее охраной все прошло?
- Без происшествий. От хвоста оторвались. В течение получаса будем на месте!
Я нажал кнопку отбоя и ухмыльнулся, повторяя про себя слова Русого. Конечно без происшествий. Хотелось даже вслух добавить «пока что». Все происшествия нас ждут впереди, и сейчас я почувствовал, как кровь по венам побежала быстрее и в голове зашумело от нетерпеливого предвкушения. Как же долго я ждал этого часа. Каждый день, месяц за месяцем, превозмогая дикие приступы ярости и отчаяния, чтобы не сорваться с места и голыми руками не прикончить эту тварь. Он, как гребаная тень отца Гамлета, преследовал меня повсюду – не было и минуты, чтобы я не думал о том, как окуну чертового ублюдка в грязь. Ему не привыкать – он в ней живет, но теперь пришло время ею захлебываться.
Даже у самых конченых отморозков есть слабое место, ахиллесова пята, суть лишь в том, что кому-то удается до конца своих дней умело скрывать ее от остального мира. И мне нужно было ее найти. Деньги, влияние, даже его ничтожная жизнь – это слишком мало. Это ничто по сравнению с тем, в каком котле раскаленной смолы варились мы. И все эти басни про то, что время лечит - лишь жалкое утешение для наивных слабаков. Оправдание для тех, кто опустил руки и смирился с собственной участью.
Последние месяцы я жил одним – желанием отомстить. Эта жажда заменила мне даже воздух, вытеснила все мысли, и я подпитывал ее с одержимым желанием разрушить все и всех, кто окружает этого сукиного сына. Любую мелочь, которая представляет для него хоть какую-либо ценность – вплоть до фоторамки на стене.
Тот день, в кабинете врача, когда моя дочь с закрытыми глазами вынуждена была пройти через самый страшный ад, который ее вряд ли когда либо отпустит, уничтожил и меня тоже. Прежнего. Выжег все внутри, оставляя лишь покрытую уродливыми трещинами почву.
«Терплю боль, кусаю себя за щеку, только чтобы продержаться. Еще один толкается в меня, а второй фотографирует и пьет что-то из бутылки. Они опять на своем говорят. Да я и не пытаюсь слушать. Какая разница уже… Слышу, как звонит телефон и смуглый отвечает. Он доволен, по голосу слышу, что разговор эмоциональный. Но не понимаю ни слова… кроме имени Ахмед…»
Каждое слово – непрекращающимся эхом в голове. Снова и снова, просто меняя свое звучание от оглушительно-громкого до навязчиво-отдаленного. Места себе не находил, казалось, с ума сходил от боли за дочь, злости на самого себя и жгучей ненависти, которая затмевала разум, путала мысли, мешая сосредоточиться. Я знал, что отомщу. Знал, что заставлю эту мразь встать передо мной на колени. Не для того, чтобы умолять, нет. Не это мне нужно. У меня иные цели - сломать, уничтожить, чтобы выл от желания сдохнуть и не мог.
А дальше… смерть отца… плен Дарины… Макс, который… Запнулся, даже в мыслях не смея заканчивать эту мысль. Слишком много боли. Слишком много разочарования. Всего слишком много. После чего не будет как прежде, как бы ни хотелось, как ни пытаешься понять, принять или забыть – не будет. Есть грань, перешагнув которую, меняешься не только ты, но и мир вокруг тебя, в том числе и люди, которым в нем уже нет места. Вереница потрясений, которые сделали нас другими, и в кровавом эпицентре всего – одна-единственная мразь. Со своей неизменной ухмылкой, раскосыми глазами и руками, заведенными назад – в них всегда нож, который рано или поздно вонзиться в чью-то спину.
Миллион раз я видел, как сдавливаю голыми руками его шею, наслаждаюсь предсмертными хрипами и ощущением, как под сжатыми пальцами ходит ходуном кадык. А потом хладнокровно вырываю его и улыбаюсь тому ужасу, который плещется в глазах твари от вида крови, которая забрызгала мою отутюженную белую рубашку. От осознания, что чужой триумф и ненависть – последнее, что он увидит в своей жизни.
А еще все чаще ко мне во сне начала приходить Лена… Каждый раз, когда удавалось уснуть хотя бы на несколько часов, я просыпался с колотящимся в груди сердцем… Я видел ее в том самом белом свадебном платье и с зияющей дырой в груди. Пятна крови растекались по белому атласу витиеватым узором смерти. Она никогда раньше мне не снилась. Хотя я жаждал увидеть ее хотя бы там, во сне. Тосковал, винил себя, пожирал изнутри, мысленно заклиная, чтобы появилась – а она не приходила, словно наказывая. А после того, как услышал тогда из уст Карины имя «Ахмед», все изменилось. Ожило опять, потому что понял, не отомстил за нее. Ни за Лену, ни за дочь. Убрал не тех, все это время уверен был, что хоть часть вины кровью смысл, а оказалось, что все было зря.