— Ох!
В классе захихикали, а мистер Джеймс поднял голову от своих бумаг:
— Хотел что-то сказать, Стивен?
Но Стивен с трудом мог перевести дыхание, не говоря уж о том, чтобы ответить.
И без того ломаная линия вышла еще кривее — у Стивена дрожали руки, пока он обводил ее, все тело сковало волнение и страх.
Он отшвырнул атлас автодорог с такой силой, что тот слетел с кухонного стола и разломился в корешке, приземлившись на пол. Стивен этого даже не заметил. В последний раз он брал в руки этот атлас, когда переводил для Эйвери контур Эксмура на акварельную бумагу. Теперь он перевел границы плато на кальку, обозначив там же и Шипкотт.
В гостиной работал телевизор, но Стивен все равно бросил осторожный взгляд на коридор, прежде чем развернуть письмо и разложить его на столе. Он положил кальку поверх письма — так, чтобы CЛ из «веСеЛых» попали на точку, обозначавшую Шипкотт. Сердце заколотилось где-то в ушах. ЯГ из «Я блаГодарю» и ТД из «время и пространство не жДут» оказались на северо-востоке от Шипкотта по направлению к Данкери-Бикон.
Эйвери указывал ему на могилы Ясмин Грегори и Тоби Данстана.
Шифр был разгадан.
14
Летти Лам наводила порядок в чужом доме и думала о старшем сыне — впервые за долгое время.
Нет, конечно же, она думала о нем каждый день: вовремя ли он проснулся? сделал ли уроки? куда подевался его галстук? Но с тех пор, как она думала о нем по-настоящему, — в этом Летти должна была, хотя и со стыдом, себе признаться — прошли дни, недели, пожалуй, даже месяцы.
Даже и сейчас, думая о Стивене, Летти поймала себя на том, что ей хочется поскорей подавить эти мысли. Она не умела думать о Стивене в отрыве от Дэйви, а думая о Дэйви, испытывала чувство вины за то, что тот был ее любимчиком, а вместе с чувством вины неотрывно шли мысли о матери — Бедной Миссис Питерс, любившей сына Билли больше, чем дочь.
Это была протоптанная тропинка, туннель, сводящий воедино людей и время: думая о Стивене, Летти начинала думать о Билли. Она так натренировалась делать это, что Стивен и Билли стали практически одним лицом. Билли и Стивен. То, что Стивен был так близок по возрасту к Билли, усугубляло ситуацию. Да, она любила Стивена, но ей все время приходилось напоминать себе об этом, настолько чувство вины и обида, связанные с Билли, были неразрывны для нее и с ее собственным сыном.
Летти оттирала след от стакана с поверхности стола, охая и причитая, точно пострадавшее красное дерево принадлежало ей лично.
Ну в чем она виновата, по большому счету? Любимчики бывают у всех. Это естественно, разве нет? А Дэйви — его кто хочешь полюбит, он такой славный и веселый, и всегда выдает что-нибудь смешное, и даже сам не понимает, что сказал. Почему ей должно быть стыдно? Что она может поделать? Стивен с его нелюдимостью, с этой вечной морщинкой на гладком лбу явно проигрывал Дэйви. Вечно у него какой-то озабоченный вид. Какие у него заботы?
Летти почувствовала знакомый прилив негодования. Маленький паршивец выглядит так, точно носит на своих плечах все горести мира! Будто это он, а не она тащит на себе всю семью и драит чужие полы, чтобы он, Стивен, мог покупать обрезки бисквита в «Голубом дельфине». Будто это он воспитывает в одиночку двоих сыновей. Боже мой, да он просто баловень судьбы!
След от стакана не оттирался. Вот ведь люди, чем больше у них есть, тем меньше они это ценят. Летти прошла в кухню и открыла кладовку. Кладовка была набита немыслимо экзотической едой, просто за гранью разумения. Все из «Маркса и Спенсера». В некоторых образцах Летти просто отказывалась признавать еду, настолько содержимое кладовой Харрисонов не вязалось в ее голове с дешевым и однообразным ассортиментом ее собственного стола.
Кушай что хочешь, повторяла миссис Харрисон. Нет, она, конечно же, не имела в виду грибные тарталетки или цыпленка в сметане с молодой кукурузой и зеленым горошком. Это относилось к закускам и сладкому, хранившимся в специальном «детском буфете». Летти подолгу разглядывала содержимое буфета, но никогда не решалась развернуть шоколадное печенье в подарочной упаковке или повредить фольгу на старом чеддере и пакете с острыми пирожками. Вместо этого она брала печенье с ванильным кремом и ела его над раковиной, чтобы не оставлять крошек.
Накануне она видела в кладовой орехи — несколько банок с бразильскими и грецкими орехами, макадамией и миндалем. Бразильские были такого качества, что не нашлось ни одного сломанного, поэтому пришлось разрезать целый.