Возникло долгое молчание, холодное и враждебное.
- Послушайте. - Голос Тарранта обжигал не хуже льда. - С девочкой разбирайтесь как вам угодно. Но если нас где-нибудь и ждет засада, то наверняка в Адской Забаве, и у меня нет ни малейшего желания угодить в расставленные сети. Какие бы сны кому-нибудь из вас ни снились.
И он ушел, печатая четкий презрительный шаг, - и даже в стуке захлопнутой им за собой двери прозвучали гнев и презрение. Йенсени поплотнее приникла к Хессет: в таком тепле ярость и ненависть не могли настигнуть ее. Детеныши ракхов тут же зашептались с нею на чужом языке, но она все поняла.
"Отправляйся в Адскую Забаву, - внушали они. - В Адской Забаве полная безопасность. А Вольный Берег - это ловушка".
"Я знаю, - мысленно ответила она. Сияние охватило ее, став теперь ослепительно ярким. - Но что мне делать? Как переломить происходящее? Подскажите", - взмолилась она. Но голоса пропали, слившись в нечленораздельный гул. Более или менее похожий на раскаты дальнего грома.
- Ну, и что теперь? - спросила Хессет.
Тяжело вздохнув, священник опустился на скамью.
- И в самом деле - что? Мне ведь самому не развернуть этот чертов корабль, не так ли?
- А если бы вам это удалось? - спокойно поинтересовалась Хессет.
У священника перехватило дух. Возникла долгая пауза.
- Возможно, я так и поступил бы, - пробормотал он в конце концов. - Но какое это имеет значение? Решение ведь уже принято - и не нами. А нам самим в Адскую Забаву не повернуть.
Теперь Йенсени слышала нечто иное - тоже шепот, однако другого рода. Как будто ветер подул в их сторону над океанским простором. А вместе с ветром и барабанная дробь дождя, и раскаты дальнего грома. Все это было слишком тихо, чтобы кто-нибудь другой мог услышать, да и она сама не расслышала бы ничего, не охвати ее неописуемо яркое Сияние.
- Черт побери, - пробормотал священник. - Ненавижу плавать по морю.
И вот он ушел, дверь захлопнулась и за ним, оставив их наедине друг с другом - Йенсени и Хессет.
Во тьме.
С Сиянием.
С музыкой начинающейся бури...
За все месяцы, проведенные в море, Дэмьен так и не научился разбираться в плавании под парусом. Нет, он понимал, что попутный ветер хорош, а встречный плох, и хуже всего полное безветрие, потому что оно означает безрадостную альтернативу: либо застыть на месте, дожидаясь, пока не повеет хотя бы легкий бриз, либо, как следует помолившись и сосредоточившись, развести пары и надеяться на то, что это сработает. Но прочие тонкости ходьбы под парусом так и остались для него тайной: он не знал, когда надо убрать часть парусов (но, конечно, не все), когда, почему и под каким углом развернуть, не знал, почему ветер, дующий сбоку, может при определенных условиях оказаться самым лучшим, не знал языка тонких - и даже тончайших - намеков, которыми море и ветер извещают о приближении настоящей опасности.
Зато он научился разбираться в поведении людей на борту. Проведя в море всего месяц, он уже умел узнавать о дожде по определенному выражению на лице Раси, а что касается более или менее бесцеремонных повадок капитана Рошки, то они и вовсе стали для него своего рода барометром. А через четыре месяца плавания он начал узнавать о приближении бури по особого сорта ругательствам, которые изрыгал боцман, и по кушаньям, которые готовил на ужин кок.
И сейчас, хотя экипаж "Королевы пустыни" был для него новым и незнакомым, а свистки, которыми изъяснялись между собой члены команды, так и остались для него загадочными, то же самое чувство подсказало Дэмьену, что происходит нечто странное. И даже если бы он не заметил, как Москован то и дело отправляется в рубку свериться со внезапно спятившими приборами, ему стало бы ясно, что условия, в которых протекает плавание, стремительно меняются: это было видно по тому, как держатся матросы, делая привычное дело; это было написано на лице у боцмана, мрачно уставившегося в морскую даль. Дэмьен вспомнил о череде шквалов, сквозь которые им пришлось пробиваться в Новоатлантическом океане; в ходе одного из этих штормов судно пострадало так, что пришлось пристать к берегу для починки, и пристали они к одному из только что народившихся островков, настолько молодому, что от охлаждающейся береговой полосы еще валил пар, - и теперь Дэмьен похолодел, сообразив, что их ждет нечто в том же роде.
"А ведь перед выходом в море Москован утверждал, что погодные условия хороши. Он точно говорил, что денек-другой хорошая погода простоит". Но Дэмьен понимал, что такие предсказания никогда не бывают стопроцентными. Даже на планете Земля, как сказано в книгах, погоду так и не научились предсказывать точно.
Он увидел Тарранта и направился было к нему. Однако при его приближении Охотник едва заметно покачал головой, словно давая понять: "Нет. У меня не больше информации, чем у вас". Черт побери, как недоставало им Рошки! И всей той команды. Они бы никогда не допустили того, чтобы пассажиры встретили бурю, не будучи извещены о ней заранее.
В конце концов, когда вся возня с перестановкой парусов была завершена, Москован дал пассажирам определенные пояснения.
- Ветер меняет направление, - буркнул он. - И давление стремительно падает. Это недоброе предзнаменование в любых водах, а что же касается здешних... - Он мрачно покачал головой. - Скорее всего, буря идет прямо на берег. И это означает, что она буквально расплющит нас, если мы будем придерживаться избранного курса.
- Значит, это, насколько я понимаю, исключено, - невозмутимо произнес Таррант. - И что же нам остается?
Капитан окинул взглядом свирепые, с белыми барашками, волны, накатывающиеся на корабль со всех сторон.
- Надо войти в какую-нибудь бухту, - сообщил он. - Ничего другого не выйдет. Через час мы укроемся вон за тем мысом, времени должно хватить. Гавань в Адской Забаве хорошо защищена со стороны моря, и там мы будем в безопасности, если, конечно, успеем вовремя. - Он остро посмотрел на Тарранта. - И если у вас нет категорических возражений. Но если таковые имеются, то давайте выкладывайте свои соображения немедленно.
Таррант молча глядел в морскую даль. Молчание затянулось настолько, что Дэмьен подумал: "А вдруг Охотник не расслышал слов Москована?" Но в конце концов Таррант сказал:
- Возражений нет. И изменить происходящее я тоже бессилен. Так что поступайте по своему разумению.
Когда Москован оставил пассажиров, Дэмьен осведомился:
- Что, нет под рукой необходимой энергии?
Таррант положил руку на рукоять заговоренного меча:
- Здесь ее достаточно.
- Значит, вы не хотите ее использовать?
Охотник повернулся к нему; фонари мерцали сквозь туман, в их свете глаза его казались бесцветными, как лед.
- Эту бурю мне Творением не развеять, - равнодушно обронил он. - Потому что она сама создана Творением. И с такой силой я тягаться не в состоянии.
- Вы говорите о нашем враге?
Таррант отвернулся.
- Не будьте наивны, Райс.
Дэмьен не сразу понял намек, а поняв, обомлел:
- Вы думаете, девочка...
Он даже не смог договорить.
- Перед выходом в море я проверил погоду. Даже с поправкой на возможные метеорологические сюрпризы ничего... такого случиться просто не могло. Посвященный описал рукой круг, в который вошло все разом: волны с белыми гребнями, штормовой ветер, океанская пена, перехлестывающая через борт. У меня нет ни малейших сомнений в том, что маршрут бури намеренно изменен с тем, чтобы она разразилась ближе к берегу. И точно так же нет ни малейших сомнений в том, что прибегли для этого не к земной Фэа, равно как и ни к какому другому замкнутому на сушу колдовству. - Охотник многозначительно посмотрел в сторону пассажирских кают. - Хессет одна с погодой не справилась бы. Это оставляет одну-единственную возможность. Если, конечно, вы не подскажете чего-то иного.
Все это показалось Дэмьену просто невероятным. Он с трудом обрел дар речи.
- Вы когда-то говорили, что Творения, изменяющие погоду, настолько сложны, что на них не способны даже посвященные, во всяком случае, большинство из них.