Спасшийся второй участник этой маленькой экспедиции, инженер Нимайер, позднее рассказывал:
— Мы переправляли нашу базу на вертолете в глубь пустыни Гоби. В первый рейс, погрузив приборы и взрывчатку для сейсмологических исследований, вылетел профессор. Я остался охранять остальное снаряжение. Когда вертолет взлетел, в моторе что-то испортилось, и он стал давать перебои. Потом мотор совсем заглох. Вертолет еще не успел набрать скорость и поэтому стал быстро снижаться вертикально с высоты сто — сто двадцать метров. Когда машина коснулась земли, произошел сильный — в два раската — взрыв. Должно быть, снижение оказалось таким стремительным, что от резкого толчка детонировали взрыватели. Вертолет и все его содержимое вместе с профессором Берном разнесло буквально в пыль…
Этот рассказ Нимайер слово в слово повторял всем осаждавшим его корреспондентам, ничего не прибавляя и не убавляя. Специалисты нашли его убедительным* Действительно, снижение груженого вертолета в нагретом и разреженном воздухе высокогорной пустыни должно было произойти ненормально быстро. Толчок при посадке мог привести к таким трагическим последствиям. Следственная комиссия, вылетевшая на место катастрофы, подтвердила эти предположения.
В действительности все было иначе. Один лишь Нимайер знал об этом. Но он даже перед смертью не выдал тайны профессора Берна.
…Тот участок пустыни Гоби, куда добралась маленькая экспедиция Берна, ничем не отличался от других. Такие же застывшие волны песчаных барханов, показывающие направление последнего ветра; такой же серо-желтый песок сухо скрипит под ногами и на зубах;; то же солнце, ослепительно белое днем и багровое к вечеру, описывает за день почти вертикальную дугу в небе. Ни деревца, ни птицы, ни тучки.
Листок блокнота, на котором были записаны координаты этого места, профессор Берн сжег, как только они разбили лагерь и отыскали шахту, вырытую во время прошлой экспедиции. Таким образом, в описываемую минуту эта точка пустыни отличалась от остальных только присутствием двух человек — Берна и Нимайера. Они сидели на раскладных полотняных стульях вблизи палатки. Невдалеке поблескивали серебристый фюзеляж и лопасти винтов вертолета, похожего на громадную стрекозу, присевшую отдохнуть на песок пустыни. Солнце посылало свои последние лучи почти горизонтально, от палатки и вертолета уходили за барханы длинные причудливые тени.
Берн говорил Нимайеру:
— Когда-то один средневековый медик предложил простой способ бесконечного продления жизни. Нужно заморозить себя и в таком виде пролежать где-нибудь в погребе лет девяносто — сто. Потом кто-то должен отогреть тело и оживить его. Можно пожить лет десять в этом веке и снова заморозить себя до лучших времен… Правда, сам этот врач почему-то не пожелал прожить лишнюю тысячу лет и умер естественной смертью на шестом десятке. — Берн весело сощурил глаза, прочистил мундштук и вставил в него новую сигарету.. — Да, средние века… Наш невероятный двадцатый век занимается реализацией самых сумасбродных идей средневековья. Радий стал тем философским камнем, который может превращать ртуть или свинец в золото. Мы не изобрели вечный двигатель — это противоречит законам природы, но открыли вечные и самовозобновляющиеся источники ядерной энергии… И еще одна из идей: в 666 году почти вся Европа ожидала конца света. Но если тогда причиной этому были лишь каббалистический смысл числа «666» и святая вера в апокалипсис, то теперь идея о «конце света» имеет под собой солидную базу в виде атомных и водородных бомб…
Да, так я о замораживании… Эта наивная выдумка средневекового медика сейчас тоже приобрела научный смысл. Вы знаете об анабиозе, Нимайер? Его открыл «Левенгук в 1701 году. Это — затормаживание жизненных процессов с помощью холода или, в других случаях, высушивания. Ведь холод и отсутствие влаги сильно снижают скорость всех химических и биологических реакций. Ученые уже давно осуществляли анабиоз рыб и летучих мышей: холод их не убивает, а сохраняет. Умеренный холод, конечно… Существует и другое состояние — клиническая смерть. Дело в том, что животное или человек умирает далеко не сразу после того, как остановилось сердце или прекратилось дыхание. Прошлая война предоставила медикам возможность глубокого исследования клинической смерти. Некоторых тяжелораненых русские врачи оживляли даже через несколько минут после остановки сердца, причем это были смертельно раненные, заметьте! Вы физик и, возможно, не знаете…