— Я слышал об этом, — наклонил голову Нимайер.
— Не правда ли, слово «смерть» теряет свой пугающий смысл, когда к нему прибавляется этот медицинский эпитет «клиническая»? Действительно, ведь существует немало промежуточных состояний между жизнью и смертью — сон, летаргия, анабиоз, — когда человеческий организм живет замедленно по сравнению с бодрствованием. Вот этим я и занимался последние годы. Чтобы максимально замедлить жизнедеятельность организма, нужно было довести анабиоз до его предела — состояния клинической смерти. Мне это удалось. Сперва за это расплачивались жизнью лягушки, кролики, морские свинки. Потом, когда выявились закономерности в режиме охлаждения, я рискнул «умертвить» на некоторое время мою обезьянку — шимпанзе Мими.
— О, я видел ее! — воскликнул Нимайер. — Она весела, прыгает по стульям и клянчит сахар…
— Верно! — воскликнул Берн. — Но Мими четыре месяца пролежала в специальном гробике, окруженная контрольными приборами и охлажденная почти до нуля.
Берн наклонился, стал нервно просеивать между пальцами горячий песок и, помолчав, продолжал глухим голосом:
— Наконец был осуществлен самый важный и необходимый опыт: я подверг самого себя предельному анабиозу… Это было в прошлом году — помните, в то время говорили, что профессор Берн тяжело болен? Я был более чем болен — я был «мертв» целых шесть месяцев. И вы знаете, Нимайер, это очень своеобразное ощущение, если, впрочем, так можно говорить об отсутствии всяких ощущений. В обычном сне мы, хоть и замедленно, воспринимаем ритм времени. — здесь этого не было. Я почувствовал нечто вроде легкого обморока от наркоза. Потом тишина и мрак. Потом возвращение к жизни. По ту сторону не было ничего…
Берн сидел, непринужденно вытянув ноги и закинув за голову худощавые загорелые руки. Глаза его за стеклами очков смотрели угрюмо.
— Солнце… Светящийся шарик, слабо освещающий уголок бесконечного черного пространства. Вокруг него шарики, еще более маленькие и холодные. Вся жизнь на них зависит только от солнца… И вот на одном из таких шариков появляется человечество — племена мыслящих животных. Как оно возникло? Об этом сложено много легенд и гипотез. Несомненно одно: для рождения человечества был необходим огромный катаклизм — геологическое потрясение на нашей планете, которое изменило условия жизни высших животных — обезьян. Все сходятся на том, что таким катаклизмом было оледенение. Быстрое похолодание Северного полушария, оскудение растительной пищи заставило высших обезьян взять в руки камень и дубинку, чтобы добывать мясо, заставило приспособиться к труду и полюбить огонь.
— Все это так, — сказал Нимайер, — но причины оледенения недостаточно ясны…
— Почему появились ледники, хотите спросить вы? Да по той же причине, почему когда-то эта пустыня и даже Сахара не были пустынями и в них бурно развивалась растительная и животная жизнь. Есть только одна логичная гипотеза — она связывает ледниковые периоды с прецессией земной оси. Как и у всякого неидеального волчка, ось вращения Земли прецессирует — описывает медленные круги, очень медленные: один оборот за двадцать шесть тысяч лет. Вот смотрите, — профессор спичкой начертил на песке эллипс, маленькое Солнце в фокусе его и шарик с наклонной осью — Землю. — Земная ось наклонена к оси эклиптики, как вы знаете, под углом в двадцать три с половиной градуса. И вот земная ось описывает в пространстве конус с таким центральным углом… Извините, если я сообщаю вам давно известное, Нимайер, но мне это дорого. Дело, собственно, не в оси, которой у Земли нет. Но в течение тысячелетий происходят изменения положений Земли под Солнцем — вот что важно!
Сорок тысяч лет назад Солнце было больше обращено к Южному полушарию и у нас на Севере ползли льды. В разных местах, и вероятнее всего в Центральной Азии, возникли племена человеко-обезьян, собранных в коллектив суровой геофизической необходимостью. В течение этого цикла прецессии появились первые культуры. Потом, когда через тринадцать тысяч лет Северное и Южное полушария поменялись местами под Солнцем, некоторые племена появились и в Южном полушарии..
Следующее оледенение в Северном полушарии начнется через двенадцать-тринадцать тысячелетий. Человечество сейчас несравненно сильнее, оно может справиться с этой опасностью, если… если оно к тому времени еще будет существовать. Но я уверен, что его уже не будет тогда. Мы со все ускоряющимся темпом, какой только позволяет современная наука, идем к собственной гибели… Я пережил две мировые войны: первую — солдатом и вторую — в Майданеке. Я присутствовал при испытаниях атомных и водородных бомб и все-таки не могу представить, как будет выглядеть третья мировая война. Это ужасно!.. Но еще ужаснее люди, которые с научной точностью заявляют: война начнется через столько-то месяцев. Массированный атомный удар по крупным промышленным центрам противника. Грандиозные радиоактивные пустыни. Это говорят ученые! Мало того, они рассчитывают, как обеспечить наиболее эффективное заражение радиацией почвы, воды, воздуха. Мне недавно пришлось знакомиться с научной работой одного американца — в ней доказывалось, что для максимального выброса радиоактивного грунта атомный снаряд должен проникнуть в землю не менее чем на пятьдесят футов. Научный кошмар — Берн схватился за голову и вскочил на ноги.