Берн расправил тело и потянулся на фоне звезд.
— Остальным приборам не придется выдерживать этот громадный срок. Они сработают только дважды: завтра утром и через сто восемьдесят веков, в начале следующего цикла жизни нашей планеты. Все остальное время они будут законсервированы вместе со мной в камере.
— Скажите, профессор, вы… по-прежнему твердо верите в конец нашего человечества?
— В это страшно верить, — задумчиво сказал Берн. — Ведь, кроме того, что я ученый, я еще и человек. Поэтому я хочу посмотреть сам… Проверить… Ну, давайте спать, завтра нам предстоит еще немало работы.
Нимайер, несмотря на усталость, плохо спал в эту ночь. То ли от жары, то ли под впечатлением устрашающих рассказов профессора мозг его был возбужден и сон не шел. Как только первые лучи солнца коснулись палатки, он с облегчением встал. Берн, лежавший рядом, тотчас же открыл глаза:
— Начнем?
…Из прохладной глубины шахты был виден кусочек необыкновенно синего неба. Внизу узкий ствол расширялся. Здесь, в нише, стояла большая камера — установка, которую Нимайер и Берн монтировали последние дни. К ней из песчаных стенок шахты шли толстые кабели от термоэлементов.
Берн в последний раз проверил работу всех приборов в камере. Нимайер по его указанию выдолбил вверху шахты небольшое углубление, заложил в него заряд взрывчатки и провел провода в камеру. Все приготовления были окончены, и они выбрались на поверхность. Профессор огляделся.
— Сегодня пустыня выглядит прекрасно, правда? Ну вот, дорогой мой помощник, кажется, все. Через несколько часов я приостановлю свою жизнь — это будет то, что вы неостроумно назвали самоубийством. Смотрите на вещи просто. Жизнь, эта загадочная штука, смысла которой непрестанно ищут, — только короткий штрих на бесконечной ленте времени. Так пусть моя жизнь будет состоять из двух штрихов… Ну, скажите же что-нибудь напоследок — ведь мы с вами редко разговаривали «просто так».
Нимайер покусал губы, помолчал.
— Я, право, не знаю… Что я скажу? Мне все еще не верится, что вы пойдете на это. Я боюсь верить.
— Гм! Вот вы и уменьшили мое волнение, — улыбнулся Берн. — Когда кто-то за тебя волнуется — не так страшно. Не будем огорчать друг друга долгим расставанием. Когда возвратитесь, инсценируйте катастрофу вертолета, как мы решили. Вы сами понимаете, тайна — необходимое условие этого эксперимента. Через полмесяца начнутся осенние бури… Прощайте… И не смотрите на меня так: я переживу всех вас! — Профессор протянул руку Нимайеру.
— Камера рассчитана на одного? — вдруг спросил Нимайер.
— Да, на одного… — На лице Берна появилось теплое выражение. — Я, кажется, начинаю жалеть, что не убедил вас раньше. — Профессор стал одной ногой ид.
лесенку. — Через пять минут отойдите от шахты! — Его седая голова исчезла в глубине ствола.
…Берн наглухо завинтил за собой люк камеры. Сидя, он переоделся, натянул на себя скафандр со множеством трубок и улегся в ванну из губчатой пластмассы, наполненную тускло блестевшей, густой жидкостью. Тело его погрузилось на дно, а затем чуть всплыло и повисло в жидкости. Профессор шевельнулся — было удобно, нигде не давило. Перед его лицом на пульте спокойно светили сигнальные лампочки, докладывая о готовности приборов.
Профессор нащупал кнопку взрывателя и, несколько помедлив, нажал ее. Он почувствовал легкое сотрясение; звук в камеру не проник. Шахта засыпана. Последним движением Берн включил насосы охлаждения и наркоза, уложил руки в удобные подлокотники и, устремив взгляд на блестящий шарик в потолке камеры, начал размеренно считать секунды…
Нимайер видел, как вместе с глухим ударом из шахты вылетел небольшой столб песка и пыли. Камера Берна была теперь погребена под пятнадцатиметровым слоем земли… Нимайер осмотрелся — ему стало жутко и дико среди внезапно затихшей пустыни. Постояв, он медленно направился к вертолету.
Через пять дней он, добросовестно взорвав вертолет, добрался до небольшого монгольского городка.
А еще через неделю начались осенние ветры. Они, перегоняя песчаные барханы с места на место, сгладили все следы и ямки. Песок, бесчисленный, как время, заровнял последнюю стоянку экспедиции Берна, и этот уголок пустыни ничем нельзя было отличить от тысяч и тысяч таких же…
********************************************************************************************************
Из темноты медленно надвигался дрожащий и расплывчатый зеленый огонек. Когда он перестал дрожать, Берн понял, что это сигнальная лампочка радиоактивного реле. Оно сработало…