Сознание постепенно прояснялось. Слева Берн увидел опавшие листики электроскопа вековых часов — они стояли между «19» и «20». «Середина девятнадцатого тысячелетия», — подумал он. Мышление работало отчетливо, и Берн почувствовал сдержанное волнение.
«Проверить тело». Он осторожно пошевелил руками, ногами, шеей, закрыл и открыл рот. Тело слушалось, только правая нога еще была онемевшей. Очевидно, слишком быстро повышалась температура. Берн сделал еще несколько энергичных движений для разминки, потом встал, вылез из ванны, осмотрел приборы. Стрелки вольтметров упали: очевидно, аккумуляторы несколько истощились при размораживании. Берн переключил все термобатареи на зарядку — стрелки сразу дрогнули и передвинулись вверх. И тут же он вспомнил Нимайера: термоэлементы не подвели. В мыслях от этого воспоминания возникла странная, болезненная раздвоенность: «Нимайера уже давно нет, никого нет…»
Взгляд упал на металлический шарик в потолке; он был темный и совсем не блестел. Постепенно Берна охватывало нетерпение. Он еще раз осмотрел вольтметры: аккумуляторы подзарядились мало, но если их включить вместе с термобатареями, то для подъема кабины на поверхность энергии, должно хватить. Берн переоделся и через люк в потолке камеры поднялся в полый, самоввинчиваюшийся в почву колпак установки.
Включил рубильник — коротко взвыли электродвигатели, набирая обороты. Основание колпака слегка дернулось, его наружный винт начал всверливаться в почву. Берн с облегчением почувствовал, что колпак медленно движется вверх…
Наконец сухой скрежет земли о металл прекратился: колпак вышел на поверхность. Берн стал ключом отвинчивать гайки верхнего люка, они поддавались плохо, и он оцарапал себе пальцы. Вот в щели показался синеватый сумеречный свет. Еще несколько усилий — и профессор вышел из колпака.
Вокруг, в свежих вечерних сумерках, стоял темный молчаливый лес. Конус колпака разворотил почву как раз невдалеке от корней большого дерева; его могучий ствол уносил высоко в темнеющее небо густую крону листьев. Берну стало не по себе от мысли: что, если бы это дерево вздумало вырасти на полметра левее? Он подошел к дереву и ощупал его «ноздреватая кора омочила пальцы влагой. «Что это за порода? Нужно подождать утра».
Профессор вернулся в колпак, проверил все припасы: консервы с пищей и водой, компас, пистолет — все на месте. Он закурил сигарету. «Значит, пока я прав, — торжествующе горела мысль. — Пустыня покрылась лесом… Нужно проверить, не соврали ли радиоактивные часы. Но как это сделать?»
Деревья стояли редко, в просветах между ними были видны загорающиеся в небе звезды. Берн посмотрел на небо, и сразу мелькнуло: ведь сейчас Полярной звездой должна быть Вега!
Он взял с собой компас и, отыскав в темноте дерево с низкими сучьями, неловко полез на него. Ветки царапали его по лицу. Их шум спугнул какую-то птицу; она резко крикнула и сорвалась с ветки, больно задев Берна по щеке. Странный крик ее долго раздавался по лесу. Запыхавшийся профессор устроился на верхней ветке и поднял голову.
Уже совсем стемнело. Над ним расстилалось обильное звездами, но совершенно незнакомое небо. Профессор искал глазами привычные созвездия: где же Большая Медведица, Кассиопея? Их не было, да и не могло быть: за тысячелетия звезды сдвинулись и спутали все звездные карты. Только Млечный Путь по-прежнему пересекал небо размытой полосой сверкающих пылинок. Берн поднес компас к глазам и посмотрел на слабо светящуюся в темноте стрелку, указывающую север. Потом устремил взгляд на север. Невысоко над черным горизонтом, там, где кончалось звездное небо, почти не мерцая, зеленовато сияла самая яркая звезда неба — Вега. Около нее светились звездочки поменьше — искаженное созвездие Лиры.
Сомнений не было: он, Берн, находился в начале нового цикла прецессии — в XX тысячелетии…
Ночь прошла в размышлениях. Уснуть Берн не мог и еле дождался рассвета. Наконец звезды потускнели и исчезли, между деревьями пополз серый прозрачный туман. Профессор присмотрелся к густой и высокой граве под ногами — да это же мох, но какой гигантский! Значит, как он и предполагал, после ледника стали развиваться мохообразные растения — самые выносливые,
Незаметно для себя Берн зашагал по лесу. Ноги путались в длинных и гибких стеблях мха, туфли быстро намокли от росы. Очевидно, стояла осень. Листья на деревьях были самой пестрой раскраски: зеленые перемен жались с красными, оранжевые с желтыми. Внимание Берна привлекли стройные деревья с медно-красной корой. Их листья выделялись среди других свежей темно «зеленой окраской. Он подошел ближе — деревья напоминали сосну, только вместо иголок торчали жесткие** острые, как осока, листочки, пахнувшие хвоей.