За стеклом иллюминатора, как летящие светлячки, скользили звезды. Сверкали скалы, нагромождаясь к полюсу в гористую стену. Из-за горизонта, на небольшой высоте, выскочила «торпедка» и помчалась «вниз» пологими, многокилометровыми прыжками.
— Почему — «мы с тобой убили»? — тихо и неуверенно пробормотал, глядя в сторону, Сандро. — Ведь я же не знал, что ты сделаешь это…
Новак удивленно посмотрел на него, но промолчал.
Ло Вей и Патрик Лоу включили экран.
Вначале Земля была такой, как ее видят возвращающиеся из экспедиций астронавты: большой шар, окутанный голубой дымкой атмосферы, сквозь которую смутно обозначаются зеленые и пестрые пятна континентов и островов среди сине-серой глади океана; белые шапки льдов на полюсах и, будто продолжение их, белые стаи облаков. Контуры материкрв становились все яснее, определеннее. Вот уже горизонт опрокинулся чашей с зыбкими туманными краями. Внизу проносятся массивы лесов, расчерченные блестящими полосами рек и серыми ниточками дорог; скопления игрушечно маленьких зданий, большие желтые квадраты пшеничных полей, обрывающийся скалами берег и море, море без конца и края, в сине-зеленых бликах сверкающей под солнцем воды.
…Вот уже телеглаз мчится по улицам Астрограда — мимо куполов и стометровых мачт Радионавигационной станции, мимо сияющих пластмассовой отделкой и стеклом жилых домов, мимо гигантских ангаров, где собирали ракеты. Всюду было много людей. Они работали в ангарах, шли и ездили по улицам, летали на небольших вертолетах над крышами, играли в мяч на площадках парка, купались в больших бассейнах. Рослые, хорошо сложенные, в легких одеждах, с веселыми или сосредоточенными лицами — они были красивы. Эта красота осанки, тел, лиц, движений не была нечаянным даром природы, щедрой к одним и немилостивой к другим. Эта красота пришла к людям как результат чистой, обеспеченной, одухотворенной трудом и творчеством жизни многих поколений. Шли обнявшись девушки по краю улицы и пели. Под темнолистым дубом возились в песке дети.
…Город кончился. На экране, навстречу глазу зрителя, мчалось между скал извилистое шоссе, ведущее к космодрому, к жерлу пятисоткилометровой электромагнитной пушки, нацеленной ввысь. Шоссе уходило в горы, и вот уже с открытых площадок видна почти целиком блестящая металлическая нить, ровно протянувшаяся от Астрограда к высочайшей вершине Гималаев — Джомолунгме. Вот из жерла пушки в темно-синее пространство серебристой стрелой вылетела вереница сцепленных грузовых ракет…
…Экран погас, кинограмма кончилась. Ло Вей и Патрик Лоу молча сидели в затемненной кабине звездолета, боясь словом спугнуть свои чувства и мысли о Земле. В непрерывной работе, в бесконечном потоке все новых, необычных впечатлений астронавтам некогда было думать о Земле. Но сейчас она властно позвала их, и они почувствовали такую тоску… Нет, никаким кондиционированием воздуха не заменить терпкий запах смолистой хвои и нагретых солнцем трав; никакие миллиарды космических километров, пройденных с околосветовой скоростью, не заменят улицу, по которой можно идти и просто так улыбаться встречным; никогда мудрая рассчитанная красота звездолетов, их приборов и механизмов не вытеснит из сердца человека расточительной, буйной и нежной, яркой и тонкой, тихой и грозной красы земной природы…
— Как там мой сынишка? — тихо сказал Патрик. — Когда я вернусь, он будет совсем взрослым.
— Оставь об этом, — сказал Ло, сердясь и на себя и на товарища. — Как ты думаешь, эта кинограмма достаточна для них или еще что-нибудь добавить?
— Пожалуй, хватит… — Патрик вздохнул напоследок и встал. — Интересно, почему капитан не разрешил показать звездные координаты Солнечной? Все в порядке, Ло, можешь передавать.
Кинограмма, занявшая на просмотре час, в ускоренной телепередаче заняла лишь минуту с небольшим. Многосторонние антенны «Фотона–2» распространили электромагнитные лучи во все стороны планеты. Ло Вей по многим наблюдениям знал, насколько быстрее счет времени у существ Странной планеты: чтобы улавливать их видео-
информацию, приходилось применять экраны с послесвечением, затягивающие вспышки изображений. Он несколько раз повторил передачу кинограммы, потом переключил все телевизефоны на прием и стал ждать.
В радиокабине было тихо и сумеречно. Восемь телеэкранов мерцали. На стене светились два циферблата: земные часы, отсчитывавшие, с учетом релятивистских поправок, время Земли, и часы звездолета.