Да, он прав. Угробить столько нейтрида на эти нелепые снаряды — и зачем? Чтобы напугать нас? Это даже не смешно. После того, что я видел в тундре, я понял, что у нас, в случае чего, каждый инженер станет офицером, каждый профессор — генералом. Нет, нас не запугаешь!
А сколько мезонаторов или реакторов для электростанций можно было бы сделать из этих выброшенных на ветер 900 тонн нейтрида? Впрочем, я уже начинаю рассуждать, как технолог.
Ладно, может, не так уж плоха эта сложность нашего времени. Как и сложность в науке, она приводит к новому в конце концов И не мы запустили такие “спутники”. И раз нейтрид найден, мы используем его поумнее, чем американцы.
Значит, завтра на завод! Новые дела, новые люди…”
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БЕЛАЯ ТЕНЬ
Дальнейшие события распространяются слишком широко и захватывают так много людей, что мы не смогли бы описать их только с помощью дневника Н. Н Самойлова. К тому же записи Самойлова страдают, как, возможно, это уже успел заметить читатель, неполнотой, а его характеристики людей пристрастны и довольно поверхностны. Да это и понятно: ведь он инженер, он глубже вникает в научные проблемы, они волнуют его гораздо больше, чем поступки и характеры знакомых.
Читатель, возможно, посетует на то, что и во второй части многие события описаны разрозненно и несвязно: он прочтет записи в лабораторных журналах и газетные сообщения, рассказы очевидцев и протоколы неудавшегося расследования, наблюдения астрономов и новые странички из дневника Самойлова. Автор не хочет скрывать от читателей, что многое пришлось додумывать, что не раз усилиями воображения восполнялся недостаток сведений и восстанавливалась связь событий.
Многим это может не понравиться: ну, дескать, раз уж сам автор признается, что он кое-что придумал, — значит, дело плохо!
Но это не так. Даже научные теории создаются из немногих отрывочных и даже противоречивых фактов, далеко не полно раскрывающих явления природы, порой они вызывают недоумение, противоречат твердо установившимся представлениям. Величайшая теория нашего времени — теория относительности возникла всего из двух экспериментально установленных фактов: постоянства скорости света в пустоте и постоянства ускорения земного тяготения.
Исследователь силой воображения находит логическую связь между внешне не связанными друг с другом явлениями природы. И от литератора, который пытается описать несравненно более сложные явления жизни, нельзя требовать большего.
ПРОЕКТ КОСМИЧЕСКОЙ ОБОРОНЫ
Лопасти винта вертолета слились в серебристый прозрачный круг; сквозь него были видны дрожащий желтый диск солнца, размытые очертания облаков. Внизу, с полуторамильной высоты, перемещались квадраты плоской земли, аккуратно нарезанной прямоугольниками желтых кукурузных полей, зелеными клетками виноградников и чайных плантаций. Вдали поднимались Кордильеры, сизо-коричневые горы, похожие на геологический макет.
Внизу царил июльский зной. Здесь же, на высоте, было довольно прохладно. Вэбстер поеживался в своем полотняном костюме и с завистью поглядывал на генерала Хьюза — тот был в плотном комбинезоне из серой шерсти и не чувствовал холода.
Вертолет летел на запад, к горам. Вот внизу возникла широкая голубая лента реки Колорадо в бело-желтых песчаных берегах. К югу, за рекой, показались десятки приземистых и длинных корпусов из серого бетона с узкими, похожими на бойницы окнами. Дальше были видны трехэтажные жилые дома. Сюда, к этому городку, с трех сторон шли серые ленты шоссе, тянулись через реку нити высоковольтной линии. По игрушечным грибообразным будкам охраны можно было увидеть весь многомильный периметр оцепленной зоны.
— Нью-Хэнфорд… — Вэбстер наклонился к окну кабины.
— Что? — Генерал не расслышал из-за наполнявшего кабину жужжания.
— Нью-Хэнфорд! — повысил голос Вэбстер.
— Ага! — Генерал тоже склонился к окну, перегнувшись через сиденье Вэбстера, так что тот почувствовал его теплое рыхлое плечо. Генерал надел очки, довольно посопел. — Гм… точь-в-точь, как старый Хэнфорд, где делали плутоний.