С этими словами следователь достал из пиджака портсигар, а из портсигара — сигаретку. Как по команде, это проделали и сопровождающие люди в штатском.
В помещении заклубился тот самый сизый смрад, который неизменно возникает, когда три человека разом курят «Приму» фабрики имени Урицкого.
— Ну что, Саш? — спросил судмедэксперт. — Поехали?
— Погнали, — кивнул следователь и обратился ко второму своему спутнику: — Ты сразу возьми отпечатки у этого лейтенанта. Он наверняка дергал ручки камер без перчаток. Кстати, лейтенант. Владельцы этой фирмы, как ее…
— «Тоусна», — с готовностью подсказал Сомов.
Ему необходимо было любым путем реабилитировать себя в глазах начальства и подчиненных.
— Да, владельцы «Тоусны» извещены?
Сомов почувствовал, что плиточный пол под ногами качается. Сейчас он получит еще одну вздрючку. За то, что не сообщил хозяевам. «Я действительно кретин, — обреченно пронеслось в голове. — Самые простые вещи делать забываю».
Сомов опустил голову и едва слышно произнес:
— Нет, владельцам не сообщил.
— От молодец! — воскликнул капитан в штатском и выпустил струю вонючего дыма. — Мы сперва соберем все, что можно, по мокрому делу, а уж после займемся складом. Вот тогда и порадуем капиталистов. А то работать не дадут.
39
«Рафик» опергруппы угрозыска затормозил у старого пятиэтажного дома, в котором проживали Кондратьевы. Было половина пятого утра. Если можно называть утром четыре тридцать ночи.
Благодаря этому обстоятельству лавочка у подъезда была пуста. Старушки Ганя, Пуня, Фоня и другие отдыхали от вахты, которую несли весь световой день.
Из машины выбрался капитан в штатском. Подал руку Кате Кондратьевой. Перед этим они проговорили полтора часа.
Следователя поразило мужество девушки.
Они поднялись по темной лестнице.
Следователь невольно держал руку на рукояти «Макарова», который висел под сердцем. Он полностью согласился с девушкой, что на ее семью идет охота.
Катя повернула ключ в замке. Толкнула дверь. Та не поддалась.
— О Господи, — прошептала Катя. — Почему ты не забрал меня первой?!
Капитан пошевелил ключ в скважине.
— Не волнуйтесь, Катя, — мягко проговорил он. — Брат заперся на фиксатор.
Давайте позвоним.
Он обнял девушку за плечи. Она послушно нажала кнопку. Ночью звонок доносился из квартиры совершенно отчетливо. Прошло несколько томительных минут.
— Неужели можно так крепко спать? — в ужасе сказала девушка. — Ведь их там должно быть двое! Неужели ни Борька, ни дядя Сергей не слышат?!
Следователю стало не по себе. Можно было сомневаться в рассказе этой рыжей красавицы, если бы не труп ее отца. Нет ничего красноречивее и убедительнее трупов. Следователь нетерпеливо стал колотить в дверь кулаком. Дверь была обита дерматином, под которым скрывался ватин, и удары выходили глухие.
— Вы позволите? — спросил капитан, извлекая из кармана набор отмычек. — Я постараюсь не испортить замок.
Из другого кармана он достал изящную портативную фомку. Пять лет назад ему подарил свои инструменты матерый домушник по кличке Сыч. Перед отсидкой.
Через минуту дверь распахнулась. В квартире повсюду горел свет. Капитан не выдержал и выхватил пистолет. Положил палец на предохранитель. Остро пахло окурками и алкоголем.
— Оставайтесь здесь, — шепнул капитан Кате на ухо.
Он вошел в гостиную. Здесь не было ни души. Следователь обвел внимательными глазами мерцающий экран телевизора, разломанное кресло, пустые бутылки из-под водки и коньяка «Белый аист», грязную посуду на журнальном столике, переполненную пепельницу…
Капитан перешагнул опрокинутый торшер. Ковер под ногами был скомкан так, будто на нем шел длительный борцовский поединок. Не убирая пистолета, капитан выдернул шнур из розетки. Экран погас.
Следующая дверь была также распахнута настежь. "Должно быть, спальня родителей, — подумал следователь и сам себя поправил: — Покойных родителей…
Впрочем, мать еще не найдена".
В спальне зачем-то горели бра над кроватями супругов и люстра под потолком. Следователь заглянул в большой платяной шкаф. Никого. Он ощутил непривычный комок в горле.
Вроде бы ко всему уже привык. Всего насмотрелся. Но чтобы кто-то методично вырезал целую семью — о таком он даже не слышал. «Судя по Кате, чудесная, дружная была семья», — пронеслось в голове. Предательски защипало в глазах.
Капитан даже опустился на четвереньки и заглянул под кровать. Там не было даже пыли. В чистоте и любви жили люди… «А ну возьми себя в руки! — грозно приказал капитан самому себе. — Все убийства кажутся необъяснимыми и загадочными до тех пор, пока они не раскрыты»
Он выключил в спальне свет и прошел через гостиную в третью комнату. И остолбенел у порога. Прямо на покрывале, посреди неразложенной постели, раскинув руки, лежал юноша. В одежде и домашних тапочках. Под ярким светом трехрожковой люстры.
Больше в комнате никого не было.
«Бедная девчонка, — подумал капитан. — Недаром она говорила, что больше всего боится остаться одна. Укоряет Бога, что он не с нее начал изводить семью».
Следователь подошел к кровати. Протянул руку. Прикоснулся кончиками пальцев к ладони юноши.
Ладонь показалась еще теплой. «Неужели это произошло, пока я допрашивал на складе „Тоусны“ его сестру?!»
По привычке его пальцы легли на запястье.
— Есть! — воскликнул следователь. — Катя, он жив!
— Бо-о-орька-а-а!
Катя ринулась в детскую с такой прытью, что своротила по пути второе кресло. Вместе со следователем они перевернули Бориса с живота на спину. Он немедленно захрапел.
— Господи, Боренька, Борька, что с тобой? — причитала Катя, обнимая брата. — Не оставляй меня, Боренька… У меня уже и папы нет. У меня остался только ты!
— Катя, вы зря плачете. Пока его жизни ничто не угрожает. Он абсолютно невредим. Но очень пьян.
До Кати не сразу дошел смысл сказанного. Она бросилась капитану на шею и стала благодарить. Слова смешивались с остатками слез.
Несмотря на успокаивающие уколы, которые сделал фельдшер «скорой помощи», она была на грани психического истощения.
Следователь очень устал. Ему хотелось поскорее добраться до здания питерского угро, заполнить всевозможные отчеты о дежурстве и отправиться домой, чтобы хоть немного поспать.
Однако он не мог оттолкнуть эту несчастную. Он не знал, как она переживет кошмар, в который превратились ее последние дни.
— У тебя все в порядке, Саш? — послышался из прихожей голос судмедэксперта. — Мы уже заволновались. Может, думаем, и тебя уже без ушей в холодильник…
Катя зарыдала в полный голос. Она билась головой о грудь капитана. Слезы кончились. Гладя ее по голове, капитан крикнул:
— А ты помнишь сегодняшнего лейтенанта, Сомова, кажется?
— Конечно, — пробасил эксперт, входя в гостиную и оглядывая разгром. — Круглый болван.
— Так вот ты сейчас от него нисколько не отличаешься. Ты хоть соображаешь, что говоришь при ней?! Что ты мелешь, Леонид?
— Во, блин, — сказал смущенный эксперт. — Извините, девушка. Что-то башка к утру не того.
Чтобы как-то успокоить безутешную Катю, следователь решил ее отвлечь и спросил:
— Кстати, вы говорили, что сегодня вместе с братом ночует друг… э-э, простите, Катя, что опять напоминаю, Василия Константиновича. Где же он?
— Не знаю, — равнодушно ответила Катя. — Ему ничего не угрожает. Он будет жить. Он не Кондратьев.
— Однако, раз уж вы привели домой сыщиков, позвольте все-таки поискать.
Осторожно отстранив девушку, следователь спрятал наконец пистолет в кобуру под пиджаком и решительно направился на кухню.
Там царил не менее страшный беспорядок, чем в гостиной, из крана тонко лилась вода и горел свет.