К тому же в устье много рукавов, рыба могла бы выбрать себе безопасный путь.
И джунгли наступают всюду одинаково.
За сотни лет мы истощили все почвы вокруг Губигу. Без удобрений дальше заниматься земледелием невозможно. Белым благодаря удобрениям хватает двух или даже одного урожая в год… А стада в верховьях? Их действительно истребляли французы, но когда это было? До моего рождения!
Горбатый колдун вздрогнул, но виду не показал.
— Тебе никто не станет мешать, сынок, — проскрипел Каплу. — Весь народ работал для того, чтобы ты учился. Если теперь ты знаешь, как отплатить своему народу, — прекрасно.
— Посмотри на меня, Каплу. — Вождь приблизился к валуну. — Какого цвета моя кожа?
Колдун сузил глаза. Его взгляд блеснул, как кинжал. Руки крепче сжали посох. Он сказал:
— Твоя мать любила француза. Его звали Мишель. Пришли русские и прогнали французов из Дагомеи. Но Зуби не могла забыть Мишеля и отвергла Кондратьева. За это русский возненавидел твою мать. В тебе течет наполовину французская кровь.
— Это я слышу с самого детства, — напомнил Кофи Догме. — Ко времени прихода русских никакие французы много лет не забредали в наши края. Меня интересуют байки поновее.
Кофи подошел к валуну. Его взгляд был похож на взгляд колдуна — узкий и острый, как нож парашютиста с гравировкой во всю длину.
Старик призвал на помощь всю колдовскую мощь. «Не прикасайся ко мне! — взывал Каплу. — Не смей трогать старого Каплу! Даю установку: немедленно отойди от меня на три шага!»
Шумели пальмы и шумела река, но ни вождь, ни колдун этого не слышали. В их уши вливался зловещий звон клинков.
Они словно фехтовали на взглядах.
Вдруг огромный кулак вождя схватился за посох. В тот же миг из реки взметнулась нога вождя и снесла старика с валуна на мелководье.
Старый колдун упал на спину. Горб углубился в песчаное дно. Сверху мгновенно навалился Кофи и сцепил умелые руки на толстой, короткой шее.
Чтобы задушить человека с такой шеей, требуется немалая сила. Но не для этого взбугрились мускулами плечи Кофи Догме. Он лишь не давал колдуну вырвать лицо из воды.
Колдун беспорядочно колотил руками и ногами. Кофи знал, что кровь уже перестала снабжать мышцы старика кислородом. Кофи твердо знал, что вот-вот Каплу перестанет сопротивляться.
Вождь точно отметил конвульсии, за которыми — это он тоже хорошо знал — наступает смерть. Он выдернул голову колдуна из мелкой воды.
Глаза Каплу вывалились из орбит. Он судорожно хватал воздух руками и легкими. Колено молодого вождя упиралось в искривленную грудную клетку старика.
— В т-т-тебе т-т-течет французская кровь! — заикаясь, выдавил колдун. — Т-тты наполовину француз!
Не ослабляя хватки, Кофи спросил:
— Помнишь, как умер мой дед? Его последнюю минуту?
— П-п-помню… Отпусти м-м-меня. Боги не п-п-простят нападения на с-своего с-слугу.
— Не отвлекайся, колдун. Все мы слуги божьи. Лучше вспомни-ка, как великий Нбаби всматривался в фотографию, на которой ты узнал Кондратьева. Нбаби мертв, но ты пока жив и можешь подтвердить, что Нбаби обрадовался, узнав постаревшего русского. Разве стал бы он радоваться, увидав убийцу своей дочери?
Каплу лежал в мутной воде в праздничной галабии. Он несколько освоился в непростой ситуации и уже не заикался:
— Ты меньше меня знаешь о смерти, сынок. На фотографии Нбаби никого не узнал. Я прекрасно помню, как его глаза распахнулись, словно вмиг помолодели.
Твой дед в тот миг уже ничего не видел.
Его глаза осветил сам Солнечный бог.
Нбаби был на хорошем счету у. бога, потому и прожил очень долго. Этим светом, который ты принял за свет узнавания, Солнечный бог в последний раз отметил своего избранника.
— Но ты забыл другое, — напомнил Кофи. — Ты забыл, как взметнулась невесомая рука деда. Как потянулся он к фотографии. А помнишь ли ты, Каплу, как широко распахнулся его беззубый рот?
Дед даже приподнял голову. Все подтвердили, что он не поднимал голову уже целую неделю!
— Кофи, сынок, — взмолился колдун. — Ты убил многих людей. Конечно, они белые и не стоят мизинца твоего великого деда. Конечно, они наши враги, все белые вообще и Кондратьевы в частности… Но ты наблюдал уже не одну агонию. Умирая, люди делают непроизвольно очень резкие движения. Нбаби даже поднял голову в смертный миг!
— Послушай, Каплу, — обратился вождь, продолжая сжимать короткую шею колдуна в страшных объятиях. — Кондратьев перед смертью рассказал все. Он только не знал, как погибла моя мать.
Говори.
С этими словами Кофи, однако, не дал колдуну сказать ни слова, а вновь погрузил его голову в зеленый поток.
Дождавшись судорог, вождь вытащил колдуна. Едва к Каплу вернулся дар речи, он произнес:
— Т-т-ты убьешь невиновного, с-ссынок! С-с-солнечный бог не простит тебя…
— Мне это безразлично, колдун, — сказал вождь и быстро еще раз обмакнул голову Каплу в воду. — Я убил с твоей помощью столько невиновных, что еще одна ошибка ничего не изменит.
— К-к-клянусь тебе, К-к-кофи…
Черное лицо старика скрылось в зеленой воде.
Дождавшись первых пузырей из легких, вождь вскочил, подхватил безжизненное тело и поволок старика на берег.
Бросил.
Не спеша сходил к валуну за посохом.
— Ты сделал из меня машину для убийств, — сказал Догме. — Мне нетрудно поставить эксперимент. Сейчас я тебя буду убивать и смотреть, осветит Солнечный бог твои глаза или нет. Избранник ты у него или не избранник? Лжешь ты или говоришь правду?.. Отвечай, как погибла Зуби? Скажешь правду, — может быть, сохраню жизнь.
Старик что-то прошептал. Вместе со звуками из него вылетали струйки воды.
— Громче! — приказал вождь.
— Я настиг Зуби в джунглях, — послышался сбивчивый шепот. — Острый камень был в моей руке… Я ударил дочь Нбаби по голове… Потом еще и еще…
— Выходит, ты обманул меня? Заставил убить невинных людей? Более того, ты сделал так, чтобы я убил своего отца и своего брата!
Кофи с улыбкой произнес эти слова.
Но внутри у него все клокотало. Он приподнял посох правой рукой.
Колдун выставил над собой руки и зачастил:
— Нет! Кофи, нет! Ты обещал! Ты обещал оставить меня в живых, если я признаюсь… Нет, Кофи, ты мужчина, ты вождь, ты обязан держать слово!..
Кофи взялся за посох и левой рукой.
Старик подтянул к животу колени, продолжая просить пощады.
— Да, я мужчина, — гордо произнес Кофи, с презрением глядя на жалкое тело внизу на песке. — Да, я вождь. Поэтому я сказал: «Может быть, сохраню жизнь».
А может быть, не сохраню. Такому злодею, как ты, не место среди живых. Твое место в царстве мертвых. Время выбрано чрезвычайно удачно. Свою первую невинную жертву, старика Кондратьева, я убил на закате. Сейчас тоже закат.
— Нет! Не надо!!! Не делай…
Это были последние слова главного колдуна деревни Губигу. Кофи взмахнул посохом в багровом воздухе.
Железный наконечник содрал кожу с колена, которым старик пытался прикрыться. Посох разорвал внутренности и вошел на тридцать сантиметров в песчаный берег.
Отряхнув руки, вождь поднял с песка праздничную галабию и облачился. Он тщательно расправил на груди узор, вышитый желтыми стеблями, и направился к деревне.
На площади шел пир горой. У котлов непрерывно раздавали пищу. Все старались получить деликатесную похлебку из котла, где варилось жертвенное мясо. Однако самые голодные не хотели терпеть в длинной очереди. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Люди соглашались на жидкую уху из второго котла.
Сотни черных рук деревянными лопаточками выуживали с глиняных блюд ямс, мясо и разваренную рыбу. Люди причмокивали от удовольствия, как младенцы, сосущие материнскую грудь.