Выбрать главу

Лет пятнадцать тому назад снял шестой номер приезжий из Сибири старик Глухарев. Это был высокий коренастый старик с острым взглядом и тяжелой поступью. Поселился он с маленькой внучкой, жил бедно и скупо, перебиваясь с хлеба на воду, однако говорили, что он — бывший золотопромышленник, богач, вряд ли не миллионер.

Однажды зимой, в январе, будит меня утром прислуга.

— Барин, — говорит, — вас полиция требует.

«Что за шут, — думаю, — какое ко мне у полиции дело?» Хотя и не помнил за собою ничего, однако струхнул порядком. Выхожу с виду спокойно, про себя акафист своему мученику читаю. Вижу, дом оцеплен, подходит ко мне пристав.

— У вас проживает омский мещанин Глухарев?

— У нас, — говорю, — десять лет уже проживает.

— Ведите нас к нему.

И что же бы вы думали?! Оказывается, пришли старика арестовывать. Как-то там открылось, что он в Сибири целую семью вырезал, только одну младшую девочку пощадил, и внучка его не родная ему совсем, а тех родителей дочка.

Ну, звонили, стучали, никто не открывает. Высадили дверь. Думали, он спит. Глухарев сидит в кресле напротив входа, смеется, «добро пожаловать, говорит, дорогие гости». Полицейские было к нему, а он только рукой повел: «не смей», мол, да так повелительно, что те и остановились. А он прямо на меня уставился да как закричит:

— Ты, доносчик, знай, что даром тебе это не пройдет. Думаешь, навел холопов и силен? Короток, любезный, у тебя ум, не выселишь меня, покуда сам в гроб не ляжешь!.. Проклято это место, проклято, проклято трижды.

И так он это страшно выкликнул, что до сих пор холодно становится, как вспомнишь.

А потом что было?

Пристав первым опомнился.

— Делай, ребята, обыск, что слушать старого попугая.

Солдаты затопали, стали выворачивать комоды… А старик все кричит, ругается и вдруг перестал выкликать, захрипел, заклокотал как-то. Бросились мы к нему, а у него в руках бритва, горло перерезано, и халат бухарский зеленый весь залит кровью.

Поверите ли, неделю целую после того не спал.

Что ж еще, — Глухарева похоронили, имущество его в казну пошло. Дашу-сиротку я у себя оставил. Когда подросла, стала при доме служить.

И странно, знаете, после смерти старика (ведь все у девочки на глазах произошло) словно у нее память отнялась. О прошлой своей жизни помнила самые пустяки, о деде (какой, впрочем, он был ей дед) никогда и не вспоминала. И так, думаю, что Бог ей милость свою послал, отнявши память.

Да, не надо было ей поступать к вам в услужение. Старый безбожник, видно, ей и явился ночью.

* * *

Несколько дней спустя, уже перебравшись на новую, приисканную мне стариком-управляющим квартиру, я прочел, что в вытащенной из Невы утопленнице опознана Даша.

Георгий Иванов

АЛИЗЭР

Шотландская легенда

1

Над дубовой рощей кричали вороны, солнце садилось в море и туманы плыли на запад. На вершине холма стоял Стюарт, ломая руки.

— Горе мне, горе! — восклицал он. — Вот лежит Камерон, убитый мною в нечаянной ссоре, горе, — ждет меня кровавая месть! Горе, я вижу мстителей, они стерегут меня у парома, выслеживают в лесу, точат сабли и взводят курки. Зачем, зачем убил я товарища в нечаянной ссоре, зачем гнев мой вспыхнул внезапно, как порох, помутился разум и рука занесла нож? Как мне жить теперь и куда скрыться?

Так восклицал Стюарт и ломал руки и отчаивался, но недаром был он из рода Стюартов-хитрецов. Он поглядел на заходящее солнце, вдохнул в грудь морского ветра, и лицо его прояснилось. Вытер Стюарт о платье убитого свой нож, сел на коня и поскакал на север.

Через вересковые мчался он поля, через пастбища, холмы и засеянные пашни. Трижды переплывал он реки, мыло летело с его лошади, как зимою снег с дерева. Давно погас закат, и луна, точно охотничий янтарный рог, сияла в небе, когда бросил Стюарт поводья у дома, где жил брат убитого им Камерона.

— Здравствуй, товарищ, — встретил его Камерон, протягивая руку.

Но тот не принял руки и упал на землю, восклицая:

— Горе мне, горе, я стал убийцей! — И взмолился Стюарт: — Защити меня, Камерон. Ты мудр и смел и всегда побеждал на поединках. Защити меня, Камерон, убил я в ссоре друга и боюсь мести.