Император Константин стал оправдываться перед генуэзцем:
– Флотоводец Лука Нотар не захотел сидеть сложа руки. Турки опустошили нашу страну и осадили наши последние крепости. И потому Лука Нотар решил перейти в наступление и отплатить султану той же монетой, пока нас еще не отрезали от мира с моря.
Выслушав все это, Джустиниани сказал:
– Я велел открыть в стенах все потайные проходы для вылазки. Много раз просил тебя, чтобы ты разрешил мне нанести удар по разрозненным разбойничьим бандам турок. Они уже совершенно обнаглели, рыщут вокруг стен на расстоянии полета стрелы и громко поносят моих людей, угрожая, что скоро превратят их в скопцов. Такие вещи подрывают боевой дух солдат.
Император покачал головой:
– Ты не можешь позволить себе потерять ни единого человека. А что, если турки заманят твой отряд туда, где его будет ждать засада, и перебьют всех твоих людей?
Джустиниани ответил на это:
– Потому я и не ослушался тебя. Но флотоводец Нотар совсем не считается с твоими повелениями.
Император вздохнул:
– Он прислал мне неожиданное сообщение о том, что собирается отправиться на маневры. Не мог же я приказать венецианским и критским судам задержать его дромоны. Но больше такого своеволия я не потерплю.
Канцлер Франц примирительно заметил:
– Лука Нотар сам снарядил дромоны и платит жалованье командам. Мы не можем сердить его.
Но все это были только слова. И все присутствующие знали об этом. Джустиниани ударил жезлом протостратора по столу и воскликнул:
– А откуда ты знаешь, что он вернется со своими кораблями и людьми?
Император Константин опустил голову и тихо произнес:
– Возможно, для всех нас было бы лучше, если бы он не вернулся.
Джустиниани пересказал мне позже весь этот разговор и заявил:
– Я не разбираюсь в запутанной политике греков. До сих пор василевс решительно воздерживался от любых наступательных действий. С безграничным христианским смирением он, получив очередную пощечину от султана, каждый раз немедленно подставлял другую щеку. Ну, я понимаю: он хотел таким образом доказать и Западу, и потомкам, что султан – подлый захватчик, а сам он, василевс, – благородный миролюбец. Но зачем? Каждому здравомыслящему человеку это и так ясно. Теперь же флотоводец Лука Нотар перехватывает у императора инициативу и открывает военные действия. Поверь мне, он вернется со своими судами. Но чего он добивается, я не представляю. Растолкуй мне это – ты ведь знаешь греков.
– Луку Нотара я не знаю, – ответил я. – Кто вообще может знать, что движет гордым и честолюбивым человеком? Может, он хочет смыть со своей репутации какое-нибудь пятно? После волнений у храма Святой Софии Нотару перестали доверять во Влахернах и подозревают его теперь в симпатиях к туркам. Может, поэтому он и хочет быть сейчас первым греком, не побоявшимся ответить ударом на удар, в отличие от нерешительного императора.
– Но какую пользу может принести такой пиратский налет на турецкое побережье? – запричитал Джустиниани. – Именно сейчас, когда дервиши разносят весть о войне по всей Азии, а султан собирает армию. Ничего лучшего Мехмед не мог и желать! Нотар явно играет на руку султану.
– Ты не можешь этого доказать, – возразил я. – Мы можем лишь оценивать каждое событие в отдельности и пытаться понять, кому оно выгодно, – пока действительность не опровергнет все наши построения.
Джустиниани посмотрел на меня своими бычьими глазами навыкате, почесал в затылке и спросил:
– Почему ты защищаешь Луку Нотара? Тебе бы лучше помолчать, – по-дружески предостерег меня генуэзец. – Ведь вот и в этот раз, когда я уже двинулся к двери, Франц отвел меня в сторону и принялся умолять, чтобы я не спускал с тебя глаз. Ты – опасный человек, утверждает он. Ты был вхож к султану, тот принимал тебя в любое время дня и ночи. Осторожность не повредит, сказал канцлер Франц.
Потом Джустиниани вручил мне медные письменные принадлежности и назначил своим адъютантом. С той минуты я получал доступ и к его секретным бумагам.
11 февраля 1453 года
Ночью меня разбудил мой слуга Мануил и испуганно зашептал мне в ухо:
– Господин мой, в городе неспокойно.