Уже увереннее посмотрел на Дивара. Он приподнял бровь. Не верит.
Вздохнул и приготовился выслушать очень длинную и не менее нудную лекцию о том, как не подобает вести себя молодому аристократу и будущему Хранителю. Этих лекций у дяди, как у опытного преподавателя, выпустившего не одно поколение студентов, было заготовлено штук двадцать, – на все случаи жизни. Я знал их все наизусть, и уже готовился про себя повторять дядины поучения, отсчитывая предложения до конца лекции, когда наконец можно будет пойти в общежитие, немного вздремнуть и начать приготовления к выпускному балу.
Но на этот раз меня ждал сюрприз.
Дивар еще пару минут помолчал, я даже начал искать подвох. Наконец вздохнул, и начал:
- Вель…
Не нравится мне такое начало… если дядя Ди называет меня сокращенным, домашним именем, значит, дело плохо. И помочь он ничем не может. При всем желании не отмажет…
- Вель, ты меня слушаешь?!
Оказывается, дядя вещал уже минут десять. Погруженный в свои мысли, я этого даже не заметил.
- Ты перешел все границы! Разгром главного зала Музея – даже не проступок, а преступление! – Дивар тяжело вздохнул, отпустил судорожно сжатые подлокотники своего кресла, и бесцветным голосом продолжил: - Теперь не мне решать твою дальнейшую судьбу. Скоро прибудут представители Крыла Безопасности трона. Суд состоится через неделю. Меру твоего наказания определит Собрание Старейшин.
На меня как будто вылили ведро холодной воды, а потом прихлопнули сверху пыльной подушкой – всего трясет, а оглушенная голова напрочь отказывается соображать. Передо мной сидел не добрый дядя Ди, вырастивший и воспитавший меня после смерти родителей, а грозный директор Академии. Равнодушным тоном он объявлял мой приговор. Гном сказал бы, что Снежный кидал на могилу камни. У людей говорят «забивать гвозди в крышку гроба». У нас это называется – выдирать перья.
Суд Старейшин, значит… даже если наказание будет не слишком суровым – к примеру, лишат неба на несколько лет, или отправят на рудники зарабатывать на ремонт Зала, - диплома Академии мне не видать как своего затылка. Никакой практики в сопредельных подшефных мирах, никакой перспективной работы… и никакой магии. У нас с этим строго. Потенциальный преступник лишается доступа к Силе. Навсегда. Ну, или пока не совершит нечто действительно значимое. Но без магии этого пока никому не удавалось. Конечно, перед лишением Силы дают срок в месяц, чтобы несчастный смог доказать делом свою лояльность и безобидность… Только чтобы добиться отмены приговора надо как минимум спасти мир. Неважно, какой.
- Ты опять меня не слушаешь, Вель!
Дядя бросил свой равнодушный тон и возмущенно уставился на меня, убитого осознанием безрадостных перспектив.
- Что ты все вертишься? Неужели нельзя хоть раз в жизни отнестись к чему-то серьезно?
Я не верчусь. Я в печали. Еще ладонь эта чешется… А ведь действительно ЧЕШЕТСЯ!
Я взвыл и принялся остервенело чесать несчастную конечность. Тут, может, моя судьба решается, а я из-за этого зуда не могу сосредоточиться! Что там? Ах да…вчера об осколок ларца поранился, пока полз к Договору… Зато теперь точно знаю, что пятна на нем – от вина. Кровь на этой злосчастной бумажке вообще следов не оставляет. Те несколько капель, что попали на него из маленькой ранки на ладони, бесследно впитались в документ. Стоп. Впитались?!
Тем временем Дивар поднялся из удобного директорского кресла и стремительным шагом подошел ко мне.
- Покажи! – приказным тоном, не терпящим возражений.
Я промычал что-то несогласно – невразумительное, и спрятал руки за спину, продолжая начесывать ладонь уже там. Мне казалось, еще чуть-чуть, и я начну сдирать кожу… На вопросы директора не реагировал, полностью погрузившись в мир ощущений. Еще почесать… И вот тут… И вот так… Кааайф!
Дивар ухватил меня за локоть, потянул за руку и перевернул кисть ладонью вверх. Другую руку зафиксировали ремни, неожиданно выскочившие из подлокотника кресла. Хм… Значит, насчет кресла легенды не врут! Только мне от этого не легче…
Зуд усиливался. Я попробовал достать до несчастной ладони зубами, потянул мышцу на шее, три раза укусил директора (а нечего разные части тела на пути к вожделенной цели подставлять!), но так ничего и не добился. Взвыл уже не от зуда, а от отчаяния.