Конечно, имелось в виду не физическое слияние Невесты с Миром, а более полное – духовное…нет, душевное. Проще говоря, - ритуальный кинжал в сердце под ритуальные же завывания – и лети, душа Невесты, на свидание с женихом.
Разумеется, эта сомнительная честь Алисику совершенно не прельщала.
Девушка спустилась еще на несколько десятков ступеней, и услышала еле заметный звук падающих капель. Значит, цель близка. Она недаром считалась лучшей ученицей старого мага, обретавшегося при дворе князя уже полтора столетия. Эти глупые Жрецы понятия не имеют, на кого подняли руку… Но скоро узнают. О да, они узнают… Алисика тихо усмехнулась, представив себе жирную рожу Верховного Жреца, когда станет ясно, что все их планы сорвались, и многолетние приготовления прошли впустую. Потом хихикнула громче, и скоро ее смех, многократно отраженный от каменных стен, заполнил все пространство подземной залы.
Внезапно смех оборвался, и фигура девушки застыла на входе в зал изломанной куклой. Если бы здесь был кто-то, кто смог бы увидеть ее со стороны, он ни за что бы не поверил, что это стоит живой человек. Голова запрокинута, поза поражает отсутствием плавных линий, как будто безумный скульптор решил изобразить в камне тело, сведенное судорогой. И все-таки трудно было принять ее за скульптуру. Алисику выдавали глаза. В них разгоралось зарождающееся безумие.
Она дернулась, отмерла, и ломаной походкой, еле переставляя заледеневшие ноги, двинулась к центру зала, где едва светилась вырезанная в полу магическая фигура. По замку ходили слухи, что это место, где исполняются желания, но мало кто решался пройти по древним коридорам к самому основанию фундамента. Про мрачные, холодные и сырые коридоры легенд было еще больше. И все какие-то не располагающие к прогулкам под землей с целью их опровергнуть, а тем более подтвердить…
Если они не получат душу, они примутся за ее сестер. И отец им, конечно, не откажет. Он давно принадлежит им. Тогда… Остается единственный выход! Они получат душу, но не ее! Душу, не принадлежащую этому миру, ненужную ему. Она подменит «Невесту», и ритуал потеряет смысл!
Алисику душила смертельная обида на всё и вся: на отца, предавшего любимую дочь, на сестер, которые смогут прожить долгую счастливую жизнь…её жизнь! Но больше всего – на этот несправедливый мир, где она вынуждена шагнуть за грань в самом расцвете, независимо от результатов ритуала. Она может лишь выбрать, как именно уйти – либо сейчас, уступив тело чужой душе и тем самым подложив огромную грязную свинью тем, кого так ненавидит, либо сдаться и лечь под жертвенный нож, и оставить свою смерть неотомщенной.
Она решилась. Остался один вопрос – как освободить место в своем теле, не причиняя ему вреда? Нож в сердце, или быстродействующий яд – самое простое решение, но вот беда – тело должно дожить до ритуала, иначе ее жертва будет бессмысленна и напрасна…
Последний шаг, капля крови на высеченный в камне пола рисунок…магическое пламя окрашивается в рубиновый цвет и взмывает до потолка; пламя, не дающее ни света, ни тепла лижет босые ноги девушки, не принося ни боли, ни облегчения продрогшему телу. Языки огня сплетаются под потолком, образуя готовый вот-вот раскрыться бутон, девушка поднимает руки, призывая всю доступную ей магию, усиленную яростью и обидой, безумное пламя разгорается в глазах, сплетается с магией, вырывается наружу, и устремляется к выросшему из рисунка «бутону», неся в своих объятиях последнее Желание хозяйки.
«Лепестки» пламенного цветка дрогнули, раздвинулись, и из пламени показалась высокая фигура, лишь отдаленно напоминающая человеческую. Существо было на голову выше Алисики, тощее, иссиня-черное тело, иссеченное красно-голубыми ниточками вен, поражало неуловимой грацией хищника. Рубиновое пламя обнимало его, ластилось, как изголодавшаяся по ласке мартовская кошка. Но ни оригинальный окрас, ни сильно выступающие клыки, ни обманчиво неторопливые движения не завораживали и не притягивали ее взгляд так, как огромные, метра четыре в размахе, антрацитово-черные крылья. Перья казались отлитыми из черной стали, магическое пламя не касалось их, боясь сгинуть в этой невероятной темноте, как будто поглощающей любой свет.