— Подожди.
Клим вынул спички и зажёг керосиновую лампу. Дом, судя по всему, не освещался газом.
Толстяк взял лампу и застучал каблуками по лестнице. И вдруг снизу послышалось:
— Аствац им![14] Иди суда!
Студент спустился вниз и оторопел: перед ним на спине лежал человек с ещё густыми, но уже седыми усами. Он был одет в светлые шаровары и рубаху-косоворотку навыпуск, на ногах — кожаные тапки без задника. На лице Верещагина застыла маска удивления, безжизненные глаза уставились в сводчатый потолок. Вместо правой руки — пустой рукав.
— Мёртвый? — спросил Бабук.
Ардашев потрогал шею Верещагина:
— Да, остыл уже.
— Коранам ес![15] С лестница упал?
— Пока не знаю.
— Что будем делать?
— Я видел городового у Нового базара. Позови его, а я пока здесь подожду.
— Зачем городовой? У Виктора Тимофеевича телефон есть. Он сто двадцать пят рулей в год за него платил.
— Тогда телефонируй.
Бабук передал лампу Ардашеву, а сам поднялся наверх.
Клим, поставив лампу на полку, повернул труп на бок. На затылке покойного выступили мозги, их след уже отпечатался на каменном полу. Он поднял рубаху, а потом поочерёдно задрал до колен каждую брючину и рукав левой руки. Ни на туловище, ни на голенях ушибов не имелось, да и одежда была чистая.
Ардашев огляделся. Небольшая комната была заставлена деревянными полками. На них лежали разные предметы, добытые, судя по всему, в результате археологических раскопок: бронзовые и керамические сосуды, наконечники стрел, фигурки из бронзы, монеты, два кинжала и меч. У ножки одной из полок он поднял бронзовый наконечник стрелы, вероятно упавший. Правда, поднеся его к другим наконечникам, Клим заметил некоторую разницу. Видно, мастер из далёкого бронзового века выливал его совершенно в другой форме, не имеющей четвёртого оперения, но зато с крючком сбоку. Сам не зная зачем, он сунул его в бумажник. Затем, взяв лампу, студент осмотрел ещё три комнаты, и там тоже вдоль стен были установлены полки с различными экспонатами, главным образом с археологическими находками.
Поднимаясь наверх, студент обследовал ступени и перила лестницы. На одной ступеньке он заметил белую пыль. Наклонившись и осветив лампой, понял, что это был мел.
Из комнаты доносился голос Бабука:
— Дук хасканумек русерен?[16] Воч?[17] Я тебе, полиция, на русский язык повторяю: Казанская сто один. Верещагин Виктор Тимофеевич умер. Хороший человек нет теперь… Меня зовут Бабук Гайрабетов, приказчик на «Аксае», контора служу. Сын купца Тиграна Гайрабетова, его брат, мой дядя Карапет… в Ростове театр построил[18]. Знаешь? Городской голова в Нахичевани был, знаешь? Весь Ростов, Таганрог и Нахичевань знает, а ты нет? Гайрабетов Бабук я. Поня-ял? Записа-ал? Приезжай. Мы все ждём тебя.
Он положил трубку и, повернувшись, бросил в сердцах:
— Эш[19] этот полиция! Простой слов не понимает. Сказал скоро приедет.
— А ты хорошо знал Верещагина?
— Очень, — вздохнул приказчик и добавил с грустью: — Огис лацум э… Мой душа плачет.
— Он один жил?
— Жена его умер. Детей нет. Он добрый был, деньги в долг давал, — произнёс он и, пожав плечами, добавил: — Совсем маленький процент брал. Сосед с третий этаж много у него занимал. Потом в Дон река утонул. А он жена его помог паминка делать. Какой человек был!
— Давно схоронили?
— Нет. Неделя позади.
— Надо говорить «неделю назад».
— Прости.
— Стало быть, расписки должников у него остались? Векселя?
— Э, канешна! В кабинете. Там толстый конторский книга. Он мне, как сыну, доверял. Но почему ты хочешь всё знать?
— Я уверен, что его убили.
— Как! Я этот убийца двумями руками задушу! — вскричал Бабук.
— У нас говорят «двумя руками».
— Хорошо, мгу и двумя… Как думаешь, кто он такой?
— Это я и хочу выяснить.
— Тогда пошли, я тебе всё покажу.
— А тут явно кто-то хозяйничал. Ящики стола выдвинуты. Даже бельё в шкафу перерыто. Смотри, в пепельнице два окурка от крученых папирос «Трезвон», пепел и шведская спичка. «Папиросы «Трезвон» — три копейки вагон», — усмехнулся Клим. — Дешевле не бывает. А Верещагин курил?
— Да.
— А какие он предпочитал папиросы?
— Он трубка курил. Вон она стоит на подставка, видишь?
— Тогда эти папиросы курил убийца… Смотри, шведская спичка интересная, красная.
— Красный, потому что фонарь красный. Такой спичка в публичный дом ест, на Тургеневский улица. Бесплатно дают.
15
Коранам ес (
18
Деревянный театр находился на пересечении улицы Большой Садовой и Николаевского переулка (ныне проспект Семашко), построенный в 1863 году на средства Карапета Гайрабетова и Марка Драшковича с получением последующей субсидии из городского бюджета. В 1896 году здание снесли и на его месте построили здание Городской думы, стоящее и поныне.