То есть, сначала перекрестил, потом заставил перекреститься. Посомневавшись, вытащил свой висевший на груди крестик (кипарисовый, из Иерусалима, в Иордане освящённый) и потребовал поцеловать. Аркадий выполнил требование не задумываясь и, от прикосновения к освящённому кресту, корчиться не стал. Сам вытащил из-за пазухи похожий крестик и похвастался, что куплен в Израиле, на Святой Земле, освящён в Иордане. Святой воды с собой у Ивана не было, пришлось поверить так.
Сел Иван на землю. Уставился невидящим ничего взглядом вдаль. Призадумался. Так и просидел немалое время, отключившись от всего окружающего мира. С кулешом в голове. Только закипающим в голове-казанке, и неизвестно когда поспеющем.
«Чёрт меня на охоту понёс! Мог бы и кашей поужинать. А ведь, точно, тут без чёрта не обошлось!»
Что делать с этим, как он сам сказал, попаданцем, Иван не знал. Но дал себе клятву, поймать, сотворившего эту пакость беса и вбить в него все христианские истины. И прознай об этой клятве некоторые запорожцы, они своих знакомых чертей (в подобных знакомствах подозревалось немалое количество уважаемых казаков) предупредили бы о серьёзной опасности. Они то знали, что с клятвами Иван Васюринский не шутил. А знакомиться с христианскими ценностями в руках озверевшего запорожца… ну, ОЧЕНЬ сомнительное удовольствие. Хотя, верующему человеку жалеть нечистую силу, вроде бы, не полагается.
О неудобствах проистекающих
от акселерации и технического прогресса
Всё тот же полдень и после, 23 марта 1637 года от р.х
Казак, при ближайшем рассмотрении, имел внешность ещё более сомнительную и вызывающую опаску, чем при взгляде издали. Такого ночью в переулке встретишь, сам, без всяких просьб, за кошельком полезешь. Ещё будешь благодарить, что бить не стал. Вот только ощутимый запах трав, забивавший даже вонь застарелого пота, не гармонировал с внешностью. «Неужели и те времена мужские лосьоны или одеколоны существовали?»
Ростом с Аркадия, но много шире в плечах (а они и у попаданца не узкие), с движениями как у крадущегося Сигала, грубо вырубленной (наверняка из чего-то твёрдого) рожей самого разбойного вида, с пронзительными чёрными глазами. Аркадию сразу вспомнились рассказы о существовавших среди запорожцев колдунах. Под их прицелом у него мгновенно вылетели из головы скороспелые прикидки о том, кем бы ему стоило назваться. Начал вываливать, как на исповеди, всё, о чём спрашивал этот казак. Речь полилась из пришельца, как полноводная река из большого озера. Да эта река быстро наткнулась на пороги непонимания. Оба, как-то естественно, перешли на суржик (смесь русского и украинского), но суржик казака существенно отличался от суржика Аркадия. То и дело приходилось пояснять, то одному, то другому, что он имел в виду, задавая вопрос или отвечая на него. Не смотря на предельную честность ответов Аркадия и на удивление толерантное (особенно поразительное, если видишь собеседника) отношение казака к невероятным вещам ему сообщаемым.
Попаданца напрягали многочисленные полонизмы, латинизмы, проскакивавшие в речи предка. Но, особенно, старославянские слова и цитаты из Святого письма (в вопросах!). Не смотря на бандитский вид, казак оказался весьма грамотным и начитанным товарищем. То есть, паном (?). Беда была в том, что и области начитанности у собеседников были разные. Однако диалог продолжался и казак, назвавшийся Иваном Васюринским (при представлении бросивший на него взгляд, будто он должен был знать это имя), к удивлению Аркадия, никаких признаков культурного шока не обнаруживал.
Мобильники его, вроде бы, не очень впечатлили, зато фотографии в одном из них поразили, несомненно. Особенно, фото подружки Аркадия в мини-юбке и топике самых, что ни на есть экономных размеров. Вы будете смеяться, но мужик, не смотря на мулатного оттенка загар и густую щетину, сильно покраснел (при такой-то дублёной коже!) и явно смутился.
Они поговорили ещё некоторое время, Аркадий даже вспотел, не столько от начавшего к полудню припекать солнца, сколько от усилий по формулированию своих мыслей. Пробрала, наконец, необычность ситуации и нового знакомца. Он прекратил свои расспросы и, сев по-турецки прямо на землю, призадумался.
Аркадий смог, хоть немного, расслабиться и привести свои мысли в порядок. И настроение его стало стремительно ухудшаться.
«С чего это я так разоткровенничался? Была ж мысля порасспрашивать местного товарища и, исходя из узнанного, придумать себе легенду. А я, вдруг вываливаю на предка такие новости, свечу перед ним артефакты из будущего… что это на меня нашло?»
Аркадий полез чесать затылок. В придачу, он вдруг, (опять вдруг, всё время вдруг), сообразил, что так и не удосужился спросить в какой год, да что там год, в какой век его занесло.
«Получается… чертовщина треклятая получается. То ли у меня крыша от треволнений, или там, благодарности за спасение, — от такой несуразицы он невольно хмыкнул вслух, — или казак, таки колдун. Гоголь ведь своего… как там его… вареникоеда, не на пустом месте выдумал. Были среди казаков э-э… как их… в общем, колдуны, чтоб им! Сирко там, Богун, вроде бы. И у этого Васюринского взгляд… соответствующий. Будто, если захочет, прожечь им может. Как лазаром. Или, — Аркадий снова невольно хмыкнул вслух, хотя смешно ему определённо не было, — бластером».
Аркадию захотелось присесть рядом с казаком, в ногах появилась неприятная, да и для мужика неприличная, дрожь в коленях. Но ещё больше ему захотелось выпить. Коньячка, причём, сразу целый бокал. Хрен с теми правилами хорошего тона, по которым любимый напиток надо пить небольшими порциями, вдыхая аромат и смакуя его. Впрочем, учитывая обстоятельства, очень хорошо пошла бы горилочка с перцем. И уж её то, сам бог велел пить не кошачьими порциями.
Мечты, мечты… Не было у Аркадия ни коньяка, ни горилки с перцем, ни даже, покупного самогона, который он никогда не употреблял внутрь. Оставалось надеяться, что казак, Васюринский этот, угостит пришельца для спасения нервной системы. Кстати, ему самому бы тоже не помешало принять на грудь. По тому же поводу.
«Выпить-то было бы, конечно, хорошо, да об этом сейчас глупо мечтать. Нету выпивки. Ну, а что же делать с этим хреновым гипнотизёром? Сделать вид, что не заметил? Так и дальше будет как с болваном преферансным обходиться. Начать качать права? — Аркадий глянул на сидевшего в позе лотоса казака. — У такого много не накачаешь. И ещё не факт, что ТТ и бронежилет дадут серьёзное преимущество перед ним в случае конфликта. По внешности легко определить — битый, опытный зверюга, этот Васюринский. Да и если его пристрелить, что дальше делать? Гребцом на турецкие галеры отправляться не хочется. И перспектива судьбы гаремного евнуха — не греет. С этим-то, хоть договориться можно. Вроде бы».
Так и не определившись с линией поведения в отношении колдуна, Аркадий решил сам определиться, хотя бы приблизительно, в какое время попал.
«Ясное дело, не в девятнадцатый век и вряд ли в восемнадцатый. Разве что, в самое начало, да и то, сомнительно. Татары в те времена уже так далеко от Крыма не забирались. Таки, забирались, или не забирались? — его взяло сомнение. Одно дело гордиться знанием истории, другое, вовремя вспомнить конкретные подробности. А именно от них и может у такого попаданца зависеть, уцелеет ли он или сгинет. — Хрен с ним, будем считать, судя по колесцовому замку пистоля, не ранее середины шестнадцатого века, времён Вишневецкого, Байды, естественно, до начала века восемнадцатого, Мазепы, что б ему… Скорее всего, где-то посредине. Весёлые времена. Интересно, восстание Хмельницкого началось?»
Размышления Аркадия прервались сами собой. Пребывавший в йоговской медитации, или её подобии (с Буддой правда, сравнивать его, даже в шутку, не хотелось), казак мгновенно преобразился в настороженного хищника. Прислушавшись к чему-то слышному ему одному (Аркадий ничего тревожного не слышал), он приник к земле ухом. И то, что он там услышал, ему наверняка не понравилось. Иван вскочил, по мальчишески заложил пару пальцев в рот и громко, с переливами, свистнул. В ответ раздалось конское ржание и менее чем через минуту к нему подскакал здоровенный, под стать самому казаку, чёрный жеребец. Не смейтесь, но не менее бандитского, чем его хозяин вида.