Пизанелли хотел было что-то возразить, но внимание его привлек трактор «ламборгини» в облаке пыли. Он снизил скорость и обогнал его, что-то невнятно про себя пробормотав.
– Тебе нужно отдохнуть, Пиза. С женой – не с какой-нибудь девочкой, а с настоящей женщиной. Жена, отдых – и не исключено, что и волосы перестанут вылезать.
– Я уже все перепробовал.
– Ты насчет волос или жены?
– Почему вам не нравится Боатти, комиссар?
– Мне не нравится «Борис Годунов». Русские никогда не сочиняли таких мелодий, как Верди, Леонкавалло или Пуччини.
– Почему вам не нравится Боатти?
Тротти повернул голову:
– Я не говорил, что он мне не нравится.
– Вы что-нибудь узнали от него о Беллони?
– Он и впрямь хочет писать книгу о работе полиции.
Пизанелли улыбнулся:
– А что, собственно, знает комиссар Тротти о работе полиции? Вы случайно не сказали ему, что он мочится против ветра?
– Скорее всего, у Розанны Беллони действительно был любовник, – любовник, которого она, сама того не ведая, делила с сестрой. Южанин, положивший глаз на состояние семейства. А синьор Боатти в данный момент находится в начальной школе Джероламо Кардано, пытаясь что-нибудь разузнать об этом человеке. Человек этот некогда там тоже преподавал.
– Любовник? – Улыбка медленно сошла с лица Пизанелли. – Деньги Розанны после ее смерти переходят к ближайшим родственникам – Марии-Кристине и другим ее братьям и сестрам.
У Берегуардо они повернули налево, и через несколько минут машина загромыхала по мосту через По.
– А знаете, – сказал Пизанелли, – если, как утверждает доктор, Розанну Беллони убили в воскресенье днем, то во всем доме тогда никого не было.
Тротти взглянул на Пизанелли.
– О точном времени смерти с уверенностью можно говорить только после вскрытия.
– Главный вход в воскресенье был закрыт. Можно предположить, что незадолго до смерти Розанна была в доме одна.
– Когда вскрытие, Пиза?
Пизанелли оторвал правую руку от руля и растопырил пальцы.
– На верхнем этаже – никого: ваш приятель Боатти уехал с женой к родственникам в Верчелли. На первом этаже – лавка. Она принадлежит синьору Синьорони и его жене. Небольшой магазин канцелярских товаров, обслуживающий конторы и школы в квартале Сан-Теодоро. Магазин был закрыт, а потому ни синьора Синьорони, ни кого-либо другого в лавке или в складских помещениях за ней быть не могло.
– А вот синьора Изелла была уверена, что Розанна Беллони на выходные уехала.
– Куда?
– Обычно она навещала своего брата – своего сводного брата – в Фодже.
На лице Пизанелли расцвела самодовольная улыбка:
– Покуда вы, комиссар, прохлаждались на речке и ели ризотто, я выполнял кое-какие поручения – ваши же поручения.
– Slofu[20] – и очень дорого.
– Что? – Пизанелли нахмурил брови.
– Slofu – так говорит Боатти. В противоположность fasfu.[21]
– Fast food, – произнес Пизанелли, поправив Тротти.
– Да называй как хочешь, а за тарелку ризотто Боатти выложил больше, чем я зарабатываю в месяц.
– Пора бы нам зарплату прибавить. – Пизанелли пригладил сбоку волосы. – Мне уже приходится отказываться от ленча.
– Из тебя когда-нибудь выйдет хороший полицейский.
Пизанелли посмотрел на Тротти.
– Двенадцать лет я от вас это слышу. – В его голосе слышалась обида. Он перевел взгляд обратно на дорогу. – Днем главный вход в том доме на Сан-Теодоро всю неделю остается открытым. Его запирают только на ночь и по воскресеньям. Если кто-нибудь звонит, нужно спуститься вниз и отпереть дверь. Автоматического замка там нет.
– А это означает, что у убийцы Розанны был собственный ключ от главного входа.
– Или, комиссар?
– Или же убийцу пригласили заранее.
– Из вас когда-нибудь получится хороший полицейский, комиссар.
– Когда-нибудь.
Сон у Тротти как рукой сняло.
– Кто живет на втором этаже?
– Его целиком занимает семейство Роберти.
– Кто эти Роберти?
– Они живут на втором этаже уже больше двадцати лет – с тех самых пор, когда доктор Роберти учился здесь в университете. Он защитил здесь диссертацию и уехал в Турин или куда-то еще.
– Куда-то еще?
– Доктор Роберти жил в Турине, но работал еще и в Варезе. Он из богатой семьи и мог позволить себе снимать квартиру на Сан-Теодоро.
– Зачем ему это было нужно?
– Он надеялся, что ему предложат интернатуру в городской больнице. В конце 60-х женился и с тех пор наезжает сюда примерно раз в месяц. Иногда прочтет лекцию-другую в университете.
– Где ты все это раскопал, Пизанелли?
– А почему вам не нравится Боатти, комиссар?
– Пизанелли, почему ты никогда не отвечаешь на мои вопросы?
– Какие еще вопросы?
– На все те вопросы, что я тебе задаю.
– А я вас спросил, почему вам не нравится Боатти. – Пизанелли чувствовал себя задетым. – И до сих пор жду ответа.
Тротти мрачно улыбнулся.
– Я не отвечаю на ваши вопросы? – обиженным тоном переспросил Пизанелли. – Про вскрытие? Когда будет вскрытие Беллони?
– К примеру.
– Завтра утром, в одиннадцать, – Меренда тоже хочет прийти.
– Спасибо, Пиза.
– А почему вам не нравится Боатти, комиссар?
Тротти молчал.
– Вы на него осерчали, потому что он не изображает страданий. А он правда заплатил за вас в ресторане?
– Как-нибудь, Пизанелли, я сделаю ризотто с лягушачьими лапками и накормлю тебя им до отвала. Будешь тогда говорить про свои slofu и fasfu.
– А вы познакомите меня с Евой-домработницей?
– Откуда ты все разузнал о Роберти?
– Комиссар, почему вы никогда не отвечаете на мои вопросы?
– Откуда ты все разузнал о Роберти?
Вздох.
– Я сходил на Сан-Теодоро и кое с кем поговорил.
– Какая у Роберти специальность?
– Везде много старух, которые коротают время за полузашторенными окнами и всегда рады поделиться своими знаниями с привлекательным молодым офицером полиции. А поскольку, как известно, я наделен и известной чуткостью, и поистине женской интуицией…
– Фаллократ ты. Как и все прочие в квестуре.
Пизанелли сдвинул брови и сосредоточил внимание на дороге.
– Так что дальше, Пизанелли?
– А вы не забыли одну вещь, комиссар?
Тротти пожал плечами.
– Вы помните, как меня любила бригадир Чуффи? И вам прекрасно известно, что фаллократом она меня не считала.
– Бригадир Чуффи мертва, – сказал Тротти холодно. – Какая специальность у Роберти, Пиза?
– Дерматология и ВБ.
– Что?
– Венерические болезни. – Лицо Пизанелли озарилось неторопливой мальчишеской улыбкой. – Года два назад в ту квартиру переселилась дочка Роберти.
– Почему?
– Она учится в университете. Изучает науку о человеческой коммуникации.
– А почему не в Турине?
Пизанелли помотал головой, отчего его длинные волосы выбились из-под воротника рубашки.
– За огромную квартиру в центре одного из самых дорогих на всем полуострове городов Роберти двадцать с лишним лет платит по расценкам 60-х годов. А город наш дорогой потому, что в нем, считается, один из лучших итальянских университетов.
– Считается?
– Мы, итальянцы, – простодушные жертвы собственной риторики. Стоит тебе несколько раз что-нибудь повторить, и ты сам начинаешь в это верить. Не исключено, что это лучший университет в Италии.
– Правда, что итальянские университеты не дотягивают до международных стандартов?
– Лучший университет далеко не всегда хороший университет.
– Поэтому ты и бросил свою медицинскую учебу?
Пизанелли не ответил. Он помолчал и сказал:
– Италия – единственная страна в Европейском сообществе, где окончание университета еще не дает человеку права работать по своей специальности. Хочешь стать доктором философии – отправляйся за границу.
– А правда, что Ломбардская лига хочет, чтобы в каждой провинции Ломбардии был свой университет?