Тротти хотел было снова отказаться. Но что-то – бремя лет, наверное, – его остановило. Улыбнувшись, он сказал:
– Вы очень добры. Мы оба весь вечер ничего не ели.
Она стояла посередине комнаты, заложив руки за спину; на ее тонких лодыжках различались полосы летнего загара.
Аньезе, Пьоппи, Чуффи.
Загорелые тела, блестящие искренние глаза, большие щедрые рты. Их потребность быть любимыми. Их потребность отдавать.
Розанна.
Тротти откинул голову на спинку дивана и смежил веки.
Конечно же, он лгал себе.
Не было и никогда не будет у него никакой умиротворенности. Никогда он не сможет ограничиться только кофе и леденцами. Женщины – Тротти нуждался в них слишком сильно.
– Не стоит из-за нас надрываться, но немного спагетти не помешает, синьорина Роберти.
Женщины ему были нужны. И Тротти сознавал, что они слишком сильно ему нравятся.
Пизанелли впал в столь несвойственное ему мрачное расположение духа. Агрессивность, казалось, не покидала его даже за столом, когда он поедал наспех приготовленные девушкой спагетти. Он сидел в куртке, облокотясь на красивую клетчатую скатерть; в руке он держал бокал с темным вином. На губах остался жир от пищи. Свисавшие с головы длинные волосы явно нуждались в расческе. Галстук он снял; на лбу проступили капли пота.
– Еще немного, комиссар?
Тротти помотал головой. Вынутый из холодильника болонский соус пришлось разогревать, и тем не менее он был удивительно вкусным. Хорошим оказалось и вино – «гриньолино» в бутылке без этикетки. Сидевшая напротив девушка, казалось, изучала Тротти взглядом.
– Вы очень добры, синьорина.
– Называйте меня Лаурой.
Он не мог подавить невольной улыбки:
– Красивое имя.
– Девочка, в которую в 1327 году в Авиньоне влюбился Петрарка. – Она встала и занялась кофе. – Ей было всего двенадцать лет.
– Лаура умерла от чумы во время эпидемии, – сказал Пизанелли.
Лаура Роберти свалила тарелки в раковину, и все они пересели на диван. На экране телевизора – в углу экрана электронными буквами высвечивалась надпись «Raidue» – продолжало что-то беззвучно мелькать.
– У вас есть приятель, синьорина?
Девушка кивнула.
– Где он?
– Джан-Мария? Он в Ферраре.
– Он учился там в университете?
Она улыбнулась и опустила голову.
– Учился. А теперь работает у синьора Роньони – у своего отца в Ферраре, где у него небольшая типографская компания.
– А когда вы видели его в последний раз? – спросил Пизанелли. На коленях у него лежала раскрытая записная книжка, в левой руке была ручка.
Лаура повернула голову и взглянула на него:
– А зачем вам это знать?
– Мы не отличаемся скромностью. – Тротти коснулся ее колена в потертых джинсах. – Задавать бесцеремонные вопросы – часть нашей работы. – Он опустил голову. – Пожалуйста, постарайтесь простить нас – и попытайтесь понять.
– Мы с Джан-Марией помолвлены.
– Примите поздравления, – сказал Пизанелли.
– Как только я получу степень, мы поженимся; мне осталось сдать еще семь экзаменов. – В ее голосе появилась усталость. – К весне все должно остаться позади.
– Ваша степень или замужество?
Она пропустила слова Пизанелли мимо ушей.
– Мы с Джан-Марией помолвлены уже два года.
– И у вас большая любовь? – спросил Пизанелли.
Она холодно на него посмотрела.
Пизанелли что-то записал в свою книжку.
Хотя воздух кондиционировался, в комнате было жарко. Тротти провел рукой по лбу.
– Когда вы уехали отсюда в Ланге?
– У моих родителей небольшое поместье, отец занимается там виноделием. Это его хобби, хотя немного вина он как-то ухитряется продавать. «Гриньолино» вам понравилось?
– Отличное вино.
– Санто-Стефано – прекрасное место для отдыха.
– Тогда почему же вы здесь?
Лаура откинулась на спинку дивана, скрестив руки на мальчишеской груди.
– Мне нужно было вернуться в город, чтобы продолжать работу.
– А там вы не могли заниматься?
– В Санто-Стефано? – Она пожала плечами. – У меня там не было всех нужных книг. – Она махнула рукой в сторону скрытых за занавесками книжных полок. – И в Ланге нет университетской библиотеки.
– Поэтому вы и вернулись в город?
– Середина августа – лучшее время для работы. Студентов нет, ничто не отвлекает. В факультетской библиотеке можно достать любую книгу и даже найти место позаниматься. Днем можно поехать на реку в Лидо и поплавать, а утром – выспаться. Движения на площади нет. Иногда я отправляюсь в Загородный клуб поиграть в гольф. – Она махнула рукой назад, в сторону раскинувшейся за задернутыми занавесками площади Сан-Теодоро. – К сентябрю я добиваюсь великолепных результатов. – Она уперлась маленькой ногой в край кофейного столика. Свои французские веревочные туфли она уже скинула.
– А Джан-Мария? – спросил Пизанелли.
– А что Джан-Мария?
– Когда вы снова с ним увидитесь?
– Он звонит мне по вечерам, а на будущей неделе, возможно, и приедет. Он знает, как я занята. Он тоже хочет, чтобы я сдала все экзамены.
– Когда вы уехали в Ланге? Когда вы видели Розанну Беллони последний раз, Лаура? – Тротти позволил себе еще раз коснуться рукой ее колена. Он сидел рядом с ней, откинув голову на спинку дивана и вдыхал теплый, мускусно-сладкий запах ее волос.
– Вы действительно думаете, что ее убили?
Тротти почувствовал, как содрогнулось под рукой ее тело.
Он скрестил руки на груди.
– Мы с Пизанелли видели труп. Кто-то ударил ее сзади и раскроил череп. Нос и челюсть переломлены, лицо жутко изуродовано.
– Трудно в это поверить. Синьорина Беллони была очень доброй и мягкой женщиной. Не могу даже вообразить человека, у которого могла бы подняться на нее рука.
– За насильственной смертью обычно стоят один-два мотива.
– Деньги или секс?
Тротти поднял брови.
– А для молодой леди вы информированы неплохо.
Девчоночья усмешка.
– У нас был курс популярной беллетристики – включая и детективные романы.
– Деньги или секс, – сказал Тротти, кивнув головой. – А иногда и то и другое вместе.
Улыбка исчезла с ее лица.
В комнате воцарилась тишина. Все молчали. На экране телевизора прыгали и мелькали кадры; никто не обращал на них внимания.
– Будь я тут, ничего этого, может быть, и не случилось бы. – Лаура закрыла глаза и откинула голову на спинку дивана.
– Вы не должны винить себя в ее смерти, Лаура.
– Иногда она спускалась ко мне, и мы болтали. Розанна любила одиночество, и мне всегда льстили и доставляли удовольствие ее посещения. Хотя, вообще-то говоря, чаще я к ней сама поднималась.
– Зачем?
– Что – зачем?
– Чем вы занимались с Розанной Беллони?
– Она любила поговорить.
– О чем?
– О детях.
– Что?
– Она жалела, что у нее никогда не было собственных детей. И она скучала по своим ученикам. – Пауза. – Розанне нравилось объяснять мне, какое счастье, что у меня хороший парень…
– Она знала Джан-Марию?
– Они встречались. – Девушка пожала плечами. – Он ей нравился, и, мне кажется, она хотела, чтобы мы были с ним счастливы. Все время твердила: «И пусть у вас будет куча детей – куча детей». Она просто обожала двух дочурок синьора Боатти, – добавила она ласково.
– И вы собираетесь завести кучу детей? – спросил Пизанелли.
– Профессия. Прежде чем заводить детей, я хочу устроиться на работу и получать за нее деньги. – Она слегка повернула голову и взглянула на Пизанелли.
Тот сделал вид, что бегло записывает что-то в своей книжке.
– Скажите, пожалуйста, когда вы видели ее в последний раз, Лаура?
– Я уезжала на восемь дней. Должно быть, это было в четверг или в пятницу. Мы столкнулись на лестнице. Я уходила в университет, а она возвращалась из бакалейного магазина на улице Ланфранко, где купила кофе. И свежий хлеб.