События, о которых Лука рассказал представителям уголовной полиции, странным образом напоминают голливудский фильм «Роковое влечение», совсем недавно демонстрировавшийся на экранах наших кинотеатров.
«Как-то вечером в конце июля мы с приятелем познакомились с женщиной, назвавшейся Беатриче. Она сказала, что живет в Милане и ей тридцать один год. Потом она призналась, что старше. Она сообщила также, что ушла от мужа, потому что он импотент и она не может иметь от него детей».
История настоящей любви или тривиальное приключение в разгар лета?
Протанцевав весь вечер, Лука везет Беатриче в Брони, на виллу своих родителей, где наилучшим образом и пользуется их отсутствием.
На следующее утро он отвозит молодую женщину в Гарласко, откуда она на поезде намеревается уехать в Милан. Короткий поцелуй в щеку, маленький презент в двадцать тысяч лир – и, казалось бы, приключению конец. Сам Лука едет из Брони к своим родителям на Адриатическое побережье. Между тем Беатриче ежедневно пишет ему длинные письма с признанием в пламенной любви. Разумеется, Лука, помолвленный с другой девушкой, ни на одно из них не отвечает.
«Дней десять тому назад по причинам личного характера мне нужно было вернуться на виллу. На пороге неожиданно появилась Беатриче. Она рыдала, но сквозь слезы все-таки сообщила мне, что отравилась. Конечно, я ей не поверил. Я провел ее в дом и кое-как успокоил. Потом вызвал такси и оплатил обратную дорогу до Милана».
На следующий день Беатриче вновь попытается связаться с Лукой – на сей раз по телефону. Она говорит, что должна обязательно с ним встретиться и кое-что отдать. Свидание назначается на вокзале нашего города. Беатриче приходит с большой сумкой через плечо. Она очень бледна и сильно нервничает. Лука недвусмысленно объясняет, что не может больше с ней встречаться и что она должна оставить его в покое. Прежде чем уйти, Беатриче бормочет сквозь зубы: «Скоро ты обо мне услышишь, Лука».
Сегодня водолазы намерены продолжить подводные поиски.
Судя по всему, комиссару Майокки в расследовании этого дела будет помогать комиссар Тротти – тот самый комиссар Тротти, который несколько лет тому назад снискал себе национальную и международную славу, распутав дело о похищении Анны Эрманьи, а позднее – раскрыв в нашем городе масонскую ложу. Комиссар Тротти, кроме того, координирует расследование трагического убийства синьорины Розанны Беллони – бывшей директрисы начальной школы Джероламо Кардано (об этом см. стр. 3).
Получить вчера от комиссара Майокки и комиссара Тротти каких-либо разъяснений по поводу загадочного самоубийства нам не удалось.
– Культ личности.
Тротти нахмурился и снова опустился в кресло.
– Поменьше шума – вот о чем я вас просил. Вместо этого ваше имя попадает в газету, вы встречаетесь с журналистами, чтобы они о вас написали, вы…
– С какими журналистами, господин начальник квестуры?
– Откуда мне знать? – Начальник квестуры стоял перед столом и злобно стучал костяшками пальцев по лежавшей перед Тротти газете. – Я не знаю, кто написал всю эту чушь.
– Я тоже не знаю.
– Культ личности, Тротти, культ личности. А я этого не потерплю. Только не здесь, не среди моих подчиненных.
– Я не имею к этой истории ни малейшего отношения.
– Вы давали интервью. Вы хотите быть в центре внимания.
– В заметке написано, что поговорить со мной никому не удалось. Никаких интервью я никому не давал.
Несколько секунд начальник и подчиненный молча смотрели друг другу в глаза. На лбу у начальника квестуры выступила испарина. Не сводя с Тротти взгляда, он, казалось, быстро что-то соображал.
– Вы, похоже, не понимаете, – тихо сказал он, и в голосе его звучало скорее огорчение, нежели злость. Он поправил галстук.
– Чего я не понимаю?
Начальник квестуры покачал головой, словно отказываясь верить собственным мыслям:
– Вы же не глупый человек.
Тротти пожал плечами:
– Как знать.
– Чем старше вы становитесь, Тротти, тем решительнее действуете по собственной инициативе. Но вы неплохой полицейский, я всегда это говорил. – Он снова покачал головой. – Неужели вы не понимаете?
– Чего я не понимаю?
Словно ища поддержки извне, начальник квестуры бросил взгляд за окно, на ярко освещенную солнцем стену в самом конце дворика.
– Этого культа личности, вот чего. Комиссар Пьеро Тротти – лучший полицейский города на все времена.
– Потому что я попал в газету?
Начальник квестуры позволил себе чуть расслабиться.
– А вам не кажется, господин начальник, что вы реагируете на все это слишком бурно?
Начальник квестуры приподнялся и уселся боком на крышку стола. Его полотняные брюки задевали фотографию Пьоппи.
– Нас здесь команда. Пьеро, и работать мы должны тоже единой командой. – Он снова постучал костяшками пальцев по газете. – Возможно, вы и не давали никакого интервью. Насколько я понимаю, расследование ведет Майокки?
– Я с ним просто поговорил. Вот и все. Приехал вчера на реку и пробыл там не больше десяти минут.
– Вы только что говорили с ним по телефону. – Начальник указал рукой на телефонный аппарат.
– Мы же коллеги. Мы должны сотрудничать.
– Конечно-конечно.
– Вы не хотите, чтобы я сотрудничал со своими коллегами?
– Я подозреваю, что исчезновение этой дуры – не что иное, как мистификация.
Тротти молчал.
– Я люблю и уважаю вас. Пьеро Тротти. – Начальник квестуры взял со стола портрет Пьоппи и рассеянно стал водить пальцами по краю рамки из оргстекла. – Но я этого не потерплю.
– Я не имею к заметке никакого отношения, господин начальник.
– Никаких «звезд», никаких примадонн. Вы не Чаушеску. Мы работаем единой командой. Вы меня понимаете?
– Никогда не стремился стать «звездой».
– И никогда не стремились влиться в нашу команду. – Он улыбнулся с чувством собственного превосходства. – Коллективная работа вас не интересует, потому что вы презираете своих коллег.
– Вы не вправе так говорить.
– Вы презираете комиссара Меренду, и я абсолютно уверен, что вы и меня презираете.
Тротти молчал.
– Вам и неведомо, что значит работать одной командой, не так ли, Пьеро? Да вам и наплевать на это.
– Только что вы отчитали меня за сотрудничество с Майокки.
– Помощь Майокки вам необходима – ведь вы вроде считаете, что между пропавшей женщиной и убийством Беллони может быть связь.
Тротти долго молчал. В маленьком кабинете воцарилась тишина, которую нарушало лишь голубиное воркование да тихие звуки сонного города.
– Надеюсь, вы дадите Меренде возможность разобраться с делом Беллони?
– Я никогда не мешал Меренде.
– Ведь я уже просил вас забыть об убийстве Беллони. И оставить в покое лейтенанта Пизанелли.
– Розанна Беллони была моим другом.
– Из-за своих дружеских чувств вы теряете рассудительность.
– Розанна Беллони мне нравилась. И она очень помогла мне в одном расследовании.
– К нашему делу это никакого отношения не имеет. Вы полицейский, государственный служащий.
– Я хочу знать, кто ее убил. – Тротти замолчал, устремив взор на фотографию дочери во время первого причастия. – Вы решили отстранить меня от этого дела.
– И хочу, чтобы и впредь вы держались от него подальше. Так будет лучше для всех.
– Лучше для убийцы?
– Тротти, иногда ваша самонадеянность переходит всякие границы.
Тротти поднял руку.
– Как вам угодно. – Он по-прежнему смотрел на фотографию, запечатлевшую его дочь на Соборной площади у подножия Городской башни. Словно уступая начальнику, он пожал плечами. – Я – полицейский. Приказы я исполняю.
– Приказы? – Сухой смех.
– Я исполняю приказы. Даже когда мне приказывают сидеть у себя в кабинете и ничего не делать.
– Ничего не делать, Пьеро? Вы, кажется, думаете, что я только вчера родился на свет?
– Я ничего не думаю. – Где-то на улице завизжали автомобильные покрышки. – Я – государственный чиновник. Мне платят не за то, чтобы я думал.