Бог мой, что они сейчас творят у Блинова!..
Кабанова передернуло. Он представил себе позеленевшее лицо бригадира, его глаза, полные страха, губы, которым приказано не дрожать и говорить четко: «Яков, мне срочно нужны деньги. Все. Жду». И снова глаза, спрашивающие: «Ну как?» — и лютая злоба, притаившаяся в них.
А ты как хотел? Дошла и до тебя очередь.
«Нет, — думал майор, — я поступил правильно». И вот «псы» сорвались с цепей, и их уже ничто не остановит. А при случае можно напомнить: «Ты еще не забыл тех ребят, которые били твою поганую морду?» И при этом забыть о деньгах, не вспоминать про них никогда, потому что это особый случай.
В прихожей мягко щелкнул дверной замок.
Ну, слава богу, пришли.
Костя Печинин заглянул в комнату.
— Здесь майор, — сообщил он.
Вслед за ним вошел Шевцов.
Кабанову хотелось спросить: «Ну, как дела?» — потому что на бесстрастных лицах невозможно было прочитать ничего; точно такими же он видел их днем, после крупной неудачи. А Птаха-Ремез тогда вообще улыбался.
А вот и он. Майор, дивясь на себя, встретил Ремеза теплее, чем, к примеру, брата.
— Привет, Пичуга. Как дела?
Неожиданно Алексей взял майора за плечи и, глядя ему в глаза, тихо, по слогам, пропел:
— Шу-мел ка-мыш, де-ревь-я-а гну-у-лись, а но-о-чка тё-ом-на-я-а бы-ла. Нормально, майор. Выражаем тебе благодарность.
— А как насчет поделиться?
— Все отобрали пацаны, которые курят в открытую. — Ремез раскрыл спортивную сумку и вывалил на стол килограммы долларов. — Давай адрес, где зараз можно потратить все деньги.
Глава 6
13
Утром следующего дня дежурный сообщил Аксенову, что его дожидается гражданка Хмелева. В коридоре возле своего кабинета следователь увидел миниатюрную девушку. Вначале он определил ее возраст в четырнадцать-пятнадцать лет, но, вглядевшись внимательней, понял, что ошибся лет на пять-шесть. Когда она поздоровалась с ним щемящим тонким голоском, следователь не сумел сдержать улыбки.
— Сколько вам лет? — Он подумал, что мог задать этот вопрос в иной форме: «Который вам годик?»
— Меня всегда об этом спрашивают, — пропищала девушка. — Я привыкла. А в одной фирме даже не приняли на работу, несмотря на то что мне девятнадцать. Вот паспорт.
Аксенов предложил ей сесть и раскрыл документ. Хмелева Людмила Ивановна, 1979 года рождения. Жаль, подумал он, что в паспорте не отмечают рост. Определенно, она не выше Пахмутовой.
— Слушаю вас, Людмила Ивановна.
— Вы нарочно назвали меня по отчеству? — вздохнула она. — Ну ладно, называйте. Вчера я была в универмаге «Радуга». Ну не в самом магазине, а в вестибюле, там проявляют пленки фирмы «Кодак», печатают фотографии, продают всякую фотопродукцию. Я только недавно начала снимать, заряжать пленку всегда отдаю в «Кодак», боюсь засветить. За это денег с меня не берут. Только улыбаются, как вы. В общем, когда все это началось вчера утром, пленку мне успели зарядить, и я сделала три снимка.
— Вы очень поможете следствию, если передадите их нам. — Аксенов изобразил на лице благодарность. Вряд ли он увидит на снимках что-то существенное, преступники были в масках, в одинаковой одежде, и все же.
— Я помогу следствию, — деловито подхватила гражданка Хмелева и полезла в сумочку. — Вот, пожалуйста... Ой, это не то. Это мои кошки, у меня их три. Они все понимают. Вчера, например, я говорю им: «Ну вот, кажется, обед готов», — и они тут же подбежали ко мне.
Аксенов едва не рассмеялся, слушая болтовню девушки, и все больше не верил, что ей девятнадцать: может, паспорт выдали ей по ошибке?
Наконец она протянула ему три фотографии.
— Вот здесь сразу четыре человека, видите? — Хмелева перегнулась через стол, показывая пальцем. — А на этой только два. Один, как мне показалось, смотрит на меня. Я чуть не села! А здесь я снимала через уличное стекло, видите lens flare?
— Что? — Аксенов внимательно рассматривал фотографию, на которой была запечатлена темно-синяя «Газель» и три человека у раскрытой задней дверцы. — Что вы сказали?
— Lens flare — блики на стекле от солнца.
— Это по-английски?
— Да.
— Лэнз флейр, — протянул Аксенов. — Ну что ж, Людмила Ивановна, большое вам спасибо. Вы нам помогли.
— Не знаю. — Хмелева пожала острыми плечиками. — Вам виднее. Жаль, конечно, что лиц на фотографии не видно. Самая ценная деталь, на мой взгляд, это машина. А боевики все одинаковые, как роботы: рост, комплекция.
— Комментарии к фотографиям?
— No comments. Так я пошла? Пропуск нигде не надо подписывать?
От двери она улыбнулась Аксенову и вышла из кабинета. Через пару секунд дверь снова открылась, пропуская Прокопца.
— Кто эта девочка? — спросил помощник.
— О черт! Петро, догони ее, отдай паспорт.
Прокопец отсутствовал минут пять.
— Где тебя носит? — недовольно спросил Аксенов и перенес гнев на вчерашнего свидетеля. — Хотел бы я посмотреть на того знатока стрелкового оружия, который опознал в руках преступников вариант десантного автомата Калашникова. На, смотри, где ты видишь такой? — Аксенов разложил перед помощником фотографии. — Больше смахивает на израильский «узи».
Прокопец с шумом подвинул стул.
— Да, действительно. Мне проконсультироваться насчет этого вида оружия или вы сами?
— Давай ты. Я прогуляюсь по «Радуге».
14
В десять утра Аксенов входил в универмаг. Когда беседуешь с людьми во второй, третий раз, всегда узнаешь что-то новое, порой весьма ценное. Следователь остановился. Вот здесь, слева и справа от него, вчера стояли два человека. Расследование продолжалось уже второй день, а Аксенов так и не знал, как называть преступников. В разговорах с помощником и оперативниками из милиции, которые вошли в состав следственной группы, он ни разу не назвал их бандитами. «Язык не поворачивается», — признавался себе советник юстиции. То же самое, наверное, происходило и с Прокопцом. Во всяком случае, Аксенов не слышал от помощника слова «бандиты». «А может, он прислушивается ко мне и как бы контролирует себя?» Вряд ли; значит, над ним тоже что-то незримо довлеет. Некое уважение к преступникам, что ли? Маловероятно.
Понять бы почему, рассуждал следователь. Он с удовольствием выпил стакан ледяной кока-колы. Голова после вчерашнего вечера болела и отзывалась медной пустотой. Он посмотрел на лестницу. «Освободите проход!» Аксенов вплотную приблизился к прилавку. Примерно так повели себя посетители универмага, стоя возле отдела с прохладительными напитками. Он мысленно проводил взглядом боевую группу.
«Что это мне дало?» — спросил он себя. Пока ничего.
Следователь бросил пустой стаканчик в контейнер и ступенька за ступенькой стал преодолевать лестничный марш: четыре... десять... шестнадцать — один пролет; шесть... восемь... двенадцать — второй. Понять и, может быть, приблизиться к истине, продолжил он размышления. Нет, «истина» — звучит напыщенно и в то же время как-то дешево, в данном случае ценности в ней маловато, как в простенькой бижутерии. Хотя смотрится, что и говорить. Издалека смотрится.
Остановившись у прилавка с бижутерией, Аксенов поздоровался с продавщицей. Она ответила на приветствие и на всякий случай улыбнулась. "Сейчас будет думать, откуда она меня знает. Не вспомнит, конечно, и решит, что я «гнилой интеллигент».
Вспоминая разговор с Людмилой Хмелевой, следователь отметил, что девушка предпочла говорить о преступниках как о боевиках: «Все одинаковые: рост, комплекция». Скорее всего они произвели впечатление на окружающих, действуя не так, как бандиты в общепринятом понимании этого слова. Лишь после того как по магазину пронеслась весть о вооруженном ограблении, открылась их сущность. Но хорошее впечатление осталось в подсознании окружающих. И уходили они, по рассказам очевидцев, красиво: спина к спине, один пятится, прикрывая тыл, другой... И для многих стали более симпатичны. Явно профи. Прошли или проходят «обкатку». Где?