— Я не ищу освобождения от церковных служб, Борис Поликарпович, — сказала Вера. — Я охотно бываю в церкви. Если мне становится иногда и тяжело в жизни, я знаю, что моя судьба в Божиих руках и что мои молитвы могут быть Богом услышаны…
— И вы также мне хотите напомнить, что я сын священника, — с сердцем перебил Глаголев. — Напрасный труд. Со мною этот язык непригоден. Разве вы думаете, что я считаю себя призванным твердить в жизни то, что мой отец говорит с амфона? Недаром он сам постарался, чтобы я получил другое, чем он, образование. Недаром на меня пролился свет науки, а при этом свете изменяется взгляд на мир, на то, что́ он нам может дать, и на то, что мы вправе от него желать и требовать. Долго ждать счастья в другой жизни, когда оно достижимо в нынешней. Если оно не дается само собою, его следует взять, а если нельзя взять уменьем — то силой.
— Борис Поликарпович, — прервала в свою очередь Вера, — продолжать этот разговор бесполезно и мне неудобно. Я исполнила желание тетушки — вас выслушала и вам дала ответ. Прибавлять мне нечего; теперь прощайте.
Вера сделала движение по направлению к двери в коридор; но Глаголев загородил ей дорогу.
— Советую вам одуматься, — сказал он с дерзкой усмешкой. — Вы не знаете своей тетки и не догадываетесь, что вы теперь в моей власти. Она вас предала мне. Она вышла и услала из дому людей, на которых вы могли бы надеяться…
Вера побледнела как полотно, но выпрямилась и, указывая Глаголеву на другую дверь, сказала:
— Извольте выйти.
— Мне, выйти? — произнес, задыхаясь от злости, Глаголев. — Увидим…
Он бросился к Вере. Она загородила себя креслами и крикнула: — Параша!
— И Параши нет, — крикнул в ответ Глаголев.
Он оттолкнул кресло и успел схватить Веру за руку; но в эту минуту вбежавшая стремглав Параша его самого схватила сзади за воротник и рванула к себе так сильно, что он пошатнулся и выпустил из своих рук руку почти обеспамятовавшей от испуга Веры.
— Что вы делаете? Разбойник! — закричала Параша. — Вон отсюда!
Ошеломленный Глаголев как будто искал, но не находил ответа и не двигался с места.
— Вон! — повторила Параша, — а не то я сейчас позову сюда того офицера, который проходит по тротуару.
Параша подбежала к окну и распахнула его обе половины.
Одна из половинок ударилась о ребро рамы, и стук обратил на себя внимание офицера. Он остановился и взглянул на окно.
— Ухожу, — сказал Глаголев. — На этот раз ваша взяла. Но вы обо мне помянете…
Он вышел. Параша бросилась к Вере, которая дрожала как лист и судорожно ухватилась за спинку кресел, за которыми она одно мгновение думала найти защиту.
— Вера Алексеевна, — сказала Параша, — успокойтесь, ради Бога, — беда миновала.
В эту минуту к дому подъехала знакомая полуколяска доктора Печорина.
— Вот и доктор, — продолжала Параша. — Его Бог послал нам на помощь. Он вам пропишет что-нибудь, Вера Алексеевна, если нужно, чтобы вам оправиться.
— Мне не нужно лекарство, — проговорила едва слышным голосом Вера. — Только здесь ни одной лишней минуты я не пробуду. Спасибо, Параша. — И Вера крепко обняла верную горничную. — Бог через тебя спас меня. Скажи доктору, что я сейчас с ним поеду к Крафтам. Я только возьму шляпку и мантилью. Об остальном позаботится Карл Иванович…
Вера торопливо направилась к коридорной двери.
— Я также здесь не останусь, — сказала вслед ей Параша, — и тотчас за вами переберусь…
Карл Иванович Крафт и доктор Печорин уладили, после бурного объяснения с Варварой Матвеевной, материальную часть последствий перемены жительства Веры. Ее скромные пожитки были перевезены к Крафтам. Некоторые вещи, бесспорно принадлежавшие покойному Снегину, также были отпущены г-жою Сухоруковой. Но она наотрез отказалась выдать паспорт Параши и при этом высказала в неопределенных выражениях угрозы, которые смутили Карла Ивановича. На следующий день, рано утром, он отправился к полицейскому начальству, чтобы добыть для Параши временный вид на жительство впредь до устранения встреченных со стороны Варвары Матвеевны затруднений. Начальника не было дома. Он уехал на вспыхнувший в заречной части города пожар. Карл Иванович решился его дождаться, долго ждал, но дождался и получил испрошенный вид. Возвратясь к себе после полудня, он застал всех домашних в смятении. Клотильда Петровна встретила его в прихожей, и расстроенное выражение ее обыкновенно спокойного лица поразило Карла Ивановича.