– Я буду скучать по тебе. – Протягиваю руки через разделяющий нас промежуток, чтобы обнять ее. Келли крепко обнимает меня в ответ, а когда отпускает, в ее глазах стоят слезы, а нос красный.
– Есть… Есть еще кое-что. – Она снова смотрит в окно.
Я вижу, как подруга сглатывает, и это воскрешает мою прежнюю тревогу, мои давние подозрения относительно того, что она скрывала от меня. Я вижу то самое замкнутое выражение, которое появляется у нее на лице, когда я спрашиваю о ее родителях.
– Мы с тобой друзья. – Келли внимательно смотрит на меня. – Мы действительно друзья. Но… через несколько дней после твоего приезда я разговаривала с отцом по телефону и упомянула, кто ты такая, ну ты понимаешь, всю эту историю с Эндрю Макнилом… и он очень разозлился. Он не сказал мне почему. Но попросил меня… – Она вздыхает. – Попросил меня следить за тобой, рассказывать ему, что ты делаешь, что пишешь – в общем, всё. – Она поворачивается на своем сиденье ко мне лицом. – Честное слово, в ту первую ночь, когда ты приехала, я не знала, что Роберт вообще существовал. Что он жил в Блэкхаузе до того, как мои родители купили его. Я ничего об этом не знала, пока папа не рассказал мне. О том, что произошло тогда, я тоже ничего не знаю – они с мамой никогда об этом не говорили. Да и рассказывать ему вроде бы не о чем. Но я не должна была этого делать. Я должна была сказать ему нет.
Я смотрю наружу через лобовое стекло. И вдруг вспоминаю лицо за рулем серебристого «Лексуса», когда тот врезался в меня. Рот, идеально круглый от потрясения. Скорее чувство, чем воспоминание. Как вернувшаяся и неотступная паника из-за того, что все внезапно меняется, заканчивается, а я бессильна это остановить. Из-за того, что уже слишком поздно даже пытаться наверстать упущенное.
– Не сердись на меня, Мэгги. У меня душа не на месте от этого.
– Я не сержусь на тебя. – Улыбаюсь и коротко сжимаю ее запястье. – Честное слово.
Келли улыбается в ответ, но ее руки стиснуты в кулаки.
– Есть кое-что еще. – Она делает паузу, качая головой. – Я не знаю, почему солгала об этом, почему не сказала тебе. – Она опускает взгляд на мою сумку и хмурится. – Мои родители… это они на той фотографии.
Небо становится зловеще темным, пока я бреду по дороге, ведущей прочь от Блармора. Когда оказываюсь в тени Бен-Уайвиса, начинается настоящий дождь, ледяной и яростный, достаточно сильный, чтобы промочить мой плащ за считаные минуты. Воющий ветер задувает в мой капюшон, и я пытаюсь придержать его, стараясь одновременно следить за неистово колышущимися кустиками пушицы – они обозначают места, где нельзя сворачивать с дороги. Мне следовало бы попросить Келли отвезти меня обратно в Ардхрейк, но Уилл наверняка сейчас на ферме, а мне нужен этот перерыв, это время, чтобы обдумать и то, что я узнала про фотографию, и признание Келли. И тот факт, что она собирается уехать. Сегодня вечером.
Помню, несколько месяцев назад я спросила, почему ее родители покинули остров вскоре после покупки дома у Юэна Моррисона. Келли ответила, пожав плечами: «Может, они поняли, что совершили ошибку, и предпочли отделаться малыми потерями, убравшись отсюда». А может, призрак Роберта преследовал и их. Возможно, эта ошибка была куда серьезнее, чем предполагала Келли. Ошибка, из-за которой они уехали в Норт-Уист спустя всего год после смерти Роберта.
Я смотрю через пастбище на низкий ряд домиков перед Лонг-Страйдом. Они выглядят такими маленькими, такими непрочными во тьме… Я знаю, что почти все археологи уже уехали, и мне интересно, были ли среди них Мико и Феми. Я вдруг чувствую себя очень одинокой, словно я единственный человек, оставшийся на острове. Единственный человек в мире.
Я вскрикиваю. С юго-запада выезжает квадроцикл и резко тормозит, когда водитель видит меня – мой желтый плащ, вероятно, единственное, что можно различить во мраке. Это Брюс, закутанный в огромный черный анорак; лицо у него мокрое и красное.
– Тебе не следовало выходить в такую погоду, – говорит он в качестве приветствия. – Надвигается буря.
– Ты сегодня не видел Чарли?
Он хмурится и качает головой.
– Если у него есть хоть капля здравого смысла, он сейчас задраивает все люки в доме. Тебя подбросить до Ардхрейка?
– Спасибо, но не нужно. Со мной все будет нормально.
Брюс поджимает губы, его темные глаза непроницаемы. Я думаю о той фотографии в сумке. А потом он уезжает, рев ветра и двигателя его квадроцикла заглушают его и мое «пока».
Когда я добираюсь до фермы, свет не горит, и я не слышу блеяния овец в сарае. Мне кажется, что я улавливаю гул другого квадроцикла в направлении Большого пляжа. Я должна войти в дом, развести огонь и ждать Уилла. Но во мне все еще живет это беспокойное чувство спешки, ощущение, что мне нельзя останавливаться. Я знаю, что со мной всё в порядке. Я знаю, что у меня нет мании. Но теперь подозреваю, что ухватилась за то, что случилось с Лорном и Робертом, потому что должна была хоть за что-то ухватиться. Чтобы почувствовать контроль.