– Мне жаль. – И я изумлена, что мне вообще удалось что-то сказать.
– Лучше задавай свои вопросы, девочка. Потому что твое время почти вышло.
Мое сердце все еще стучит, как эхо проливного дождя.
– Что это был за секрет?
– Перестань задавать вопросы, на которые ты знаешь ответ.
– Это был секрет о том, кто их убил. Верно? Секрет состоял в том, кто убил Лорна и Роберта. – Я вспоминаю слезы в глазах Чарли, его дыхание, теплое и резко пахнущее виски. «Я не говорил тебе правды, Мэгги». – Они все знают, кто это сделал?
Пауза. А потом свет огня бросает черные тени на его лицо, и он кивает.
– Вы знаете кто?
Еще один кивок, резкий и короткий. Я вижу, как пульсирует жилка на его виске. Воздух между нами кажется разреженным и тягучим.
– У тебя остался только один вопрос.
– Кто их убил?
– Это два вопроса.
И прежде чем я успеваю это осознать, он придвигается ко мне еще ближе, а в его глазах вспыхивает холодный свет, который действительно очень похож на безумие. Я боюсь его так же, как когда-то боялась маму. Так же, как до сих пор иногда боюсь себя. Я понятия не имею, что он собирается делать.
– Кто убил Роберта? – Дверная ручка упирается мне в спину, и я едва сдерживаю желание дотянуться до нее и повернуть. Ветер сотрясает дверь и гонит дрожь по моему позвоночнику. – Это мой вопрос.
– Ты уверена, что хочешь знать именно это? – Он уже достаточно близко, чтобы я могла видеть кроличью кровь на его коже и чувствовать ее запах, видеть его сжатые кулаки. Молния освещает половину его лица. – Потому что, как только ты узнаешь, девочка, никакие мешки с песком не удержат это наводнение.
Глава 32
Роберт
Я бегу на запад. Не знаю почему. Даже не знаю, почему я бегу. Просто мне кажется, это единственное, что остается делать. Дорога залита дождевой водой, стекающей по склону к деревне. Ветер хлещет меня по коже так, что она горит. Когда я наконец добираюсь до Ор-на-Чир, то слышу все тот же вой ветра вокруг стоячих камней. Падаю в травянистом центре креста, и мир кружится, когда все эти высокие камни уносятся от меня на темный север, юг, восток и запад. Достаю из кармана виски и пью – пусть оно согреет мне горло. И жду. Жду, когда эти камни снова возродят во мне Роберта.
Потому что Роберт не слаб. Он не таков. И Мэри должна была видеть только его, а не Эндрю. Если я не смогу помешать ей уйти, забрать Кейлума с собой, что у меня останется? Если я не смогу выжить здесь, куда мне идти? Эта земля, эти острова – единственное место, где я могу жить. Но я всегда оказываюсь тем, кем не хочу быть. Так что же мне остается делать?
Когда я прихожу в себя, земля сырая и вязкая, как трясина, а небо столь же тяжелое от приближающейся ночи, как и от дождя. Мои сны крадутся по его кромке, прячутся за камнями. Теперь в них только кровь, огонь и солоноватый привкус морской воды; все остальное исчезло. Но я чувствую себя странно и отрешенно, как будто проснулся в очередном сне.
Я застыл, промерз до костей. Когда пытаюсь встать, мои ноги – мертвый груз. Я нащупываю бутылку и пью, пока не захлебываюсь. Ужас сжимает мой желудок. Сердце колотится громким стаккато.
Я слышу крики рыбаков. И шум мотора, глухой и надсадный. «Ахкер». Мой отец. И я снова пытаюсь встать, теперь уже в панике, барахтаясь в грязной траве. Мне нужно спрятаться. От их теней, похожих на холодную смоляную черноту Атлантики за пределами континентального шельфа. Словно сети, тянущиеся сквозь тьму, полную камней, обломков и смерти.
– Оставьте меня в покое! – Глаза затуманиваются, слезы кажутся теплыми. Вот почему я не должен пить. Потому что я лишь притворяюсь, будто хочу знать правду. Здесь, на этих островах, в этом тонком месте, нет оград. Здесь никогда не было оград. Всё неизменно было за пределами и никогда внутри. И я всегда знал. Какая воля заключена в мысли, желании, камне. И какой груз ты всегда должен будешь нести после того, как эта воля – это желание – будет исполнено. И маяк становится лишь черной башней, тенью, словно выжженный на стене силуэт.
Мне удается подняться на четвереньки. Я начинаю отползать от камней, возвращаясь к раскопу. Там безопасность. Совсем другая, не столько в духовном смысле, сколько в том смысле, который дарят нам ритуалы; это ближе к скандинавским талисманам и подкладыванию кошачьего когтя под фундамент дома. Но в шторм сгодится любой порт. Темнота опускается. Смыкается. И теперь я слышу их позади себя. Звуки все громче. Ближе. Это рыбаки. Паника возвращает моим ногам чувствительность; я встаю и бегу по болоту, хотя грязь засасывает мои ботинки. Поскальзываюсь и скольжу, падаю и встаю. Ветер с западных утесов пронизывает меня насквозь. У Лох-Ду я останавливаюсь, и дыхание вырывается из моих легких ледяным холодом.