Чарли закрывает глаза, и его голос становится тихим, слабым.
– А мы все еще ждали ответа по поводу заявки в Земельный фонд. На эти деньги претендовали по меньшей мере шесть других общин. Никто из нас никогда не упоминал об этом, не говорил открыто, но, если бы правда вышла наружу – не говоря уже о том, что Алека обвинили бы в убийстве Роберта, – мы никогда не получили бы финансирование, чтобы выкупить землю у Юэна.
– Господи…
Маклауд вздрагивает.
– Это был ужасный хаос, Мэгги. И мы поступили так, как поступают провинившиеся люди. Мы сделали всё еще хуже. Мы сделали хуже себе. Стали параноиками. Придумывали ложь в ответ на вопросы, которые никто не задавал. Решили, что тем из нас, кого Роберт, вероятно, обвинил, необходимо алиби. На всякий случай. На следующий день после шторма мы попытались добраться до Сторноуэя, чтобы сделать фотографии, пока Айла будет заявлять о пропаже Роберта и Лорна, но дороги были затоплены и непроходимы. Пришлось ждать до понедельника. Телефонные линии не работали – они почти всегда выходят из строя во время сильных штормов, – поэтому никто не стал допытываться, почему мы не обратились в полицию до этого времени. Джимми бросил ялик Лорна в море к северу от залива, и мы придумали историю о том, что произошло той ночью. Мы – община, семья. У нас не может быть секретов. Именно это и стало причиной всего этого хаоса. – Он вздыхает. – Когда Джаз решил остаться на острове, нам пришлось рассказать правду и ему. Он согласился дать ложные свидетельские показания, что видел, как Роберт в одиночку заходил в море. Кенни согласился сказать то же самое, но… – Чарли отводит взгляд. – Меньше чем через неделю после нашего разговора с полицией он ушел жить в хижину на Западный Мыс. Там и остался.
– Значит, все получилось, – констатирую я.
Чарли смотрит на меня наполовину бесстрастным, наполовину измученным взглядом.
– Когда Роберт передумал, все мы были рады, Мэгги. Все, кроме Алека. Мы думали, что поступаем правильно. Так, как хотел Роберт. – Его руки сжимаются в кулаки. – И мы сделали всё – всё, что могли, – чтобы вернуть его.
– Кто следил за мной? Крался следом? Наблюдал за мной из темноты?
– Алек. – Выражение лица Чарли становится еще более страдальческим. – Как только мы поняли, чем он занимается, мы убедили его вернуться на буровую раньше срока. Как ради него, так и ради тебя. Пойми, больше всего на свете он ненавидит самого себя. И всегда ненавидел.
Когда я бросаю на него недоверчивый взгляд, он снова вздыхает.
– Они с Томом Стюартом всегда были заодно. И Тому взбрело в голову стать фермером. Он планировал арендовать у Юэна дом и землю на Ардхрейке задолго до того, как Роберт его опередил… хотя я не думаю, что Роберт вообще об этом знал. Том с самого начала хотел его выжить. Они с Алеком добавляли каменную соль и глифосат в почву под кормовые посевы Роберта. Они шантажировали Брюса деньгами, которые он задолжал им за игру в покер; заставляли его рекомендовать неправильные корма, давать Роберту плохие советы. Они даже хотели, чтобы он испортил случку и окот, но Брюс нашел деньги, чтобы избавиться от них. – Он смотрит на меня. – Я не знал. Никто из нас не знал. До тех пор, пока Алек не впал в ступор спустя неделю после смерти Роберта. Тогда все и выплыло наружу. В ночь смерти Лорна они с Шиной ночевали у Кэмпбеллов, но Алек винит в смерти сына только себя. – Выражение лица Чарли становится жестким. – Не могу сказать, что я с ним не согласен.
– Тогда кто следил за мной, когда я возвращалась из Ардшиадара? – интересуюсь я. – Алек к тому времени уже уехал. Кто…
– Джаз, – отвечает Чарли, отводя взгляд. – Мы следили за тобой, вот и всё. Просто хотели знать, чем ты занимаешься.
– Нет, не «вот и всё». – Я вспоминаю шарканье ботинок по горке сыпучих камней в темном ущелье Пасти Дьявола. – Он пытался напугать меня, Чарли. – И мой гнев накатывает с новой силой, потому что я знаю, что права.
– Мэгги, все были напуганы. И сейчас напуганы. – Маклауд протягивает ко мне руки, но потом спохватывается. – И что бы я ни говорил тебе с тех пор, как ты вернулась, я тоже напуган.
Я стараюсь не смотреть на него, потому что не хочу испытывать к нему сочувствие. Не хочу вспоминать, как стояла в торфяной канаве, когда он сжимал мои пальцы и бормотал: «Спасибо, что ты здесь».