Выпрямляюсь и иду в маленькую кладовую, но она заполнена одними лишь коробками, сложенными в высокие штабеля и наглухо заклеенные скотчем. Я отдергиваю плотную клетчатую штору с единственного окна кладовой. Снаружи темно, хотя время еще раннее. Дождь льет с самого обеда, ветер бьется во входную дверь и свистит в стальном дымоходе. В сумраке виден единственный источник света – на ферме. Слабое оранжевое сияние, скорее прямоугольное, чем квадратное. Его обрамляет темный каменный силуэт здания, выделяющийся на фоне неба. Я смотрю в темноту и пытаюсь вообразить Эндрю. Как он выглядел. Как звучал его голос. Сложный человек с дурным прошлым, которое волочилось за ним, словно тень, которой не требуется солнца. А потом свет моргает.
Когда кто-то громко стучит во входную дверь позади меня, я отшатываюсь от окна, едва не сорвав занавеску. Несколько секунд выжидаю, чтобы восстановить дыхание и унять сердцебиение – нелепо, да? Потом прокрадываюсь в прихожую и выглядываю в крошечное окошко, врезанное в дверь, – и только потом открываю. Меня приветствует ледяной порыв ветра и широкая улыбка Келли.
Та окидывает меня взглядом и улыбается еще шире.
– Послушай, Мэгги. Знаю, я говорила, что выбор здесь невелик, но не думаю, что фланелевая пижама подойдет даже для «Ам Блар Мор».
Квартира у Келли крошечная. В основном гостиная, она же столовая и кухня, спальня, санузел и коридор с ламинатом на полу – такой узкий, что два человека в ряд здесь вряд ли смогут пройти.
Когда я вслед за Келли вхожу в основную комнату, Джаз сидит, скрестив ноги, на коврике рядом с перевернутой коробкой «Лего», которым играет маленький мальчик с копной белокурых волос.
– Привет, Келли, – говорит Джаз, потом одаривает меня взглядом – не то чтобы недружелюбным, но на много миль отстоящим от вчерашней радостной улыбки. – Мэгги.
– Привет, – отвечаю я.
– А этого молодого человека зовут Фрейзер, – представляет Келли.
– Привет, Фрейзер, – говорю я, и он ослепительно улыбается мне. – Приятно с тобой познакомиться.
Джаз встает и направляется к двери.
– Скажи, когда я должен вернуться?
– Наверное, через пару часов, если тебе так нормально, – отвечает Келли, и Джаз кивает, а потом закрывает за собой дверь.
Мой вздох в тишине звучит очень громко.
– Пожалуй, мне не следовало приходить сегодня. Что, если все…
– А, не обращай внимания на Джаза. Через несколько дней все они переключатся на что-нибудь еще. Так оно всегда бывает. – Келли подходит к холодильнику и достает бутылку вина. – Давай выпьем, я приготовлю нам что-нибудь поесть, а потом мы можем спуститься в паб. И выпить еще всякого.
Фрейзер поднимается на ноги, застенчиво глядя на меня.
– Ты из Глазго? Ты приехала на корабле или на самолете? Ты живешь в доме, как Джаз, или…
– Дай Мэгги шанс ответить, – обрывает его Келли.
– Я приехала из Лондона в Англии, – начинаю объяснять я. – Ехала на трех поездах, на самолете, на автобусе, а потом на корабле.
Фрейзер широко раскрывает глаза.
– Не может быть.
– И я живу в «черном доме» твоей мамы.
– Не может быть!
– Может-может, – смеется Келли. – А теперь мне нужно, чтобы ты убрал свое «Лего» и пошел вымыть руки перед чаем, хорошо?
Фрейзер заметно поникает, но направляется обратно к коврику, бормоча:
– Хорошо.
– Он очень милый.
– Ага, – отзывается Келли, закатывая глаза и подвигая ко мне через стойку бокал вина. – Ты так говоришь, потому что не видела, как он орет, когда приходит время ложиться спать, или как будит меня в три часа ночи – у меня от этого уже ПТСР развилось. – Она начинает наливать воду в кастрюлю. – Паста карбонара – нормально?
– Конечно. Тебе помочь чем-нибудь?
– Да нет, не надо. Хотя макароны с готовым соусом – практически вершина моего кулинарного искусства. – Она оглядывается на меня через плечо. – Извини за грубость, но у тебя какой-то странный вид. Что-нибудь случилось?
И, поскольку мне нужно с кем-нибудь поделиться, я рассказываю о своем разговоре с Чарли и о том, что нашла на сайте «Люди Шотландии».
– Мэгги… с ума сойти, – произносит она, когда я завершаю рассказ. – Значит, Эндрю Макнил действительно был? Я имею в виду, это просто… безумие какое-то, Мэгги. – Но когда она поворачивается обратно к плите, на ее лице мелькает какое-то выражение, которое я не могу истолковать. Что-то скрытое.