Я прослеживаю ее взгляд. Высокий и темноволосый, он выглядит немного старше Джаза, может быть, около сорока лет, но выражение лица у него как у подростка: воинственное и озлобленное.
– Это Алек Макдональд. У него с моим отцом давние терки. Не спрашивайте меня, что к чему. Найдите в словаре словосочетание «раздражительный ублюдок», и вы получите точный портрет Алека. Женщина с пышными волосами рядом с ним – его жена, Фиона. Я полагаю, она, должно быть, одна из тех женщин, которые получают удовольствие от того, что несчастны, – не может быть другой причины, по которой она решила бы оставаться здесь с ним. – Келли говорит почти беззлобно, но щеки ее розовеют, и я вспоминаю тень, которая промелькнула на ее лице, когда она упомянула отца Фрейзера. – Их дочь, Шина, живет в квартире над поселковым магазином и почтовым отделением. Она тоже злая и несчастная. И… ой-ой-ой…
Она резко поворачивается к бару, когда мужчина лет шестидесяти, лысеющий и одетый в серый твидовый костюм, который по меньшей мере на размер мал ему, пересекает зал и направляется к нам.
– Юэн Моррисон, – шипит она мне в ухо. – Его семья раньше владела всем островом. Просто пожмите ему руку и улыбнитесь, не разговаривайте. Иначе мы застрянем здесь до самой пенсии.
– Вы, должно быть, Мэгги Андерсон, – обращается ко мне Юэн, широко улыбаясь и сверкая очень белыми зубными протезами.
– Да. – Я бросаю взгляд на Келли и молча пожимаю ему руку.
– Добро пожаловать на наш маленький остров, – продолжает Моррисон. – Надеюсь, он не покажется вам слишком скучным после блеска и шика Большого Дыма[4].
– Уверена, что нет.
– Могу я угостить вас выпивкой, девушки?
– Конечно. – Келли лучезарно улыбается. – Мы возьмем еще две…
– Принеси мне порцию «Баллантруан», – встревает другой мужчина, протискиваясь между Юэном и моим табуретом, чтобы пройти к бару. Это Алек, сердитый парень в клетчатой рубашке. – Двойную порцию. Похоже, теперь у нас хрен знает сколько времени не прекратятся шум и суета.
– Не волнуйся, все будет в порядке, – отвечает Брюс, прижимая стакан к рычагу розлива виски.
– У этого заведения в любом случае дела пойдут хорошо, – хмуро заявляет Алек. Оглядывается на Юэна. – А в том, что ты сдашь в аренду все бунгало на Лонг-Страйде, я нисколько не сомневаюсь. Пока остальные вынуждены будут терпеть бульдозеры, экскаваторы и университетских придурков, шастающих здесь день и ночь. – Он с силой тычет пальцем в грудь Юэна. – Ты сказал, что сделаешь что-нибудь с этим.
– А я уже объяснил тебе, что ничего не могу с этим поделать, – отзывается тот, когда Брюс ставит виски на барную стойку. – В общем, у нас тут еще одна гостья. Мэгги Андерсон, журналистка из Лондона.
– Я просто пишу для журна…
– И нам не нужно, чтобы ты тут орал во весь голос, Алек, – вполголоса продолжает Юэн, – выставляя нас напоказ.
– Журналистка? – Алек, игнорируя Юэна, отхлебывает виски, плеща им себе на пальцы, и смотрит на меня сверху вниз сузившимися глазами. – И о чем же, черт возьми, вы здесь пишете? О раскопках?
– Нет. – Я чувствую, как горят мои щеки. – Просто историю о том, что случилось давным-давно.
– О, неужели? – комментирует Юэн. – Звучит очень интригующе. И что…
Алек наклоняется ко мне, снова отталкивая Юэна. Глаза его влажно блестят под тяжелыми веками, под мышками на рубашке проступили круги пота. Он гораздо пьянее, чем я думала.
– Погоди-ка минутку… Погоди минутку, мать твою!
Я чувствую, как Келли рядом со мной вздрагивает, но в этот момент застываю неподвижно, глядя на Алека, который смотрит на меня.
– Господи Иисусе! Ах, господи Иисусе! Я бы узнал эти глаза где угодно… – Его смех похож на лай. – Это ты.
Дело в моем левом зрачке. Он постоянно расширен после автокатастрофы, случившейся, когда мне было четыре года, и, возможно, это было бы совсем незаметно, если б мои глаза были более карими, более темными. Полагаю, именно это окончательно перечеркивает все эти «может-быть-все-будет-хорошо». Потому что я точно знаю, что сейчас произойдет. Что он собирается сказать. И тяжесть в моем животе тоже знает. Я почти чувствую облегчение.
– Алек, – говорит его жена, дергая его за руку. Вблизи видно, что лицо Фионы Макдональд, напряженное от волнения, обильно усыпано мелкими веснушками. Она бросает на меня нервный взгляд, потом еще один. Я не могу понять, знает ли она, кто я, или нет.
– Не тереби меня, женщина. – Он отпихивает ее, допивает виски, возвращает стакан Брюсу. – Еще. – И когда снова смотрит на меня, в его взгляде все еще читаются отвращение, враждебность, узнавание, но присутствует и что-то еще. Что-то, что заставляет меня чувствовать себя еще хуже. Я думаю, это страх. Он поворачивается к остальным посетителям паба, широко раскинув руки. Люди уже переглядываются. – Вы не узнаёте ее? Никто из вас? Вы не узнаёте малышку Мэгги?