– Ну че? По пиву? – улыбнулся он, довольный собой, – надеюсь, вы ждали меня не слишком долго?
– Ну ты даешь, Балуй! – Сухан хлопнул его по плечу, так что Есеня скривился, – я думал – все, отлеживаться будешь до утра, и никакого пива нам не светит.
– Ерунда! – презрительно ответил Есеня, – И похуже бывало. Пошли отсюда, а ну как батя передумает меня отпускать.
– Отпускать? – рассмеялся Звяга, – мне показалось, тебя вышвырнули из дома!
– Ну да. А какая разница? – спросил Есеня и захохотал, глядя на непонимающую рожу Звяги.
В кабаке сидели долго, обычно Есеня успевал найти себе приключение до наступления темноты. А любил он подраться и потискать пухлых девок. Сегодня же драться ему что-то не хотелось, а девки шарахались от его окровавленной рубахи и распухших посиневших пальцев. Нет, конечно, вечер зря не прошел – сама по себе возможность сидеть за кружками пива так долго и гордо демонстрировать остатки мелочи, зажатой в кулаке, уже чего-то стоила. За их столом сидели взрослые мужики сомнительной наружности, которые достаточно выпили для того, чтобы не пренебрегать обществом мальчишек.
– И вот представь себе, – говорил Есене один из них – заросший кучерявой бородой и пыльными густыми волосами, – представь. Забирают Тугожира в тюрьму. Не за что почти, со стражником он подрался у ворот, тот с него хотел денег взять за проход. Так вот, забирают его в тюрьму, через десять дней он выходит, и что бы ты думал? Если это Тугожир, то я – Благородный Огнезар! Он какой-то стал... ну, помешанный вроде. Работать, говорит, буду! За всю жизнь и дня не работал, с вольными людьми с двенадцати лет якшался, и тут – на тебе! Веселый раньше был, а теперь – серьезный такой. Нанялся в подмастерья к плотникам, бревна распускать. Я его спрашиваю: что с тобой там сделали, Тугожир? Он отвечает: тебе этого не понять, я счастливым человеком стал. Женюсь, говорит, деток заведу.
Есеня откровенно скучал. Всем известно, что преступников выпускают из тюрьмы ущербными, дядька просто не местный и никогда об этом не слышал. Или не встречался с такими... ущербными. Все их разговоры про счастье – чушь и вранье. Никто никогда не видел, как они улыбаются, а тем более – смеются. Мало кто знал, что происходит за стенами тюрьмы на самом деле, и чего только об этом не рассказывали. А ущербных в городе было навалом, например, сосед Есени, гончар. С ними люди общаться не любили, испытывая к ущербным нечто вроде смеси жалости и отвращения, как к калекам. Ни один отец не отдал бы дочь замуж за ущербного, и невест они себе искали далеко от города.
– Слышь, мужик, – Есеня не знал, как избавиться от навязчивого рассказчика, – мне отлить надо. Погоди немного, а?
– Нет, это ты погоди. Дай рассказать!
– Серьезно надо, – Есеня поднялся, – да я вернусь!
– Ну, давай быстро – туда и обратно!
Есеня выскользнул во двор – погода испортилась, накрапывал мелкий дождь, и на улице почти стемнело. Он был достаточно пьян, чтобы не думать о том, куда пойдет ночевать – домой он, очевидно, не собирался. Дождь немного его отрезвил – не спать же на улице? Есеня обошел кабак сбоку и хотел пристроиться к забору, как вдруг из сумерек навстречу ему шагнул человек. Он был одет в широкий черный плащ с опущенным на лицо капюшоном.
– Стой, – шепотом велел он и взял Есеню за плечо – сегодня все сговорились хватать его за плечи.
– Тебе че надо? – Есеня смерил незнакомца взглядом.
– Помоги мне, парень. Возьми вот это, – незнакомец одним движением снял что-то с шеи, на секунду откинув капюшон, и протянул Есене руку. В сумерках мелькнули светлые, чуть вьющиеся волосы, блестящие залысины и костистый нос на широком плоском лице.
– Зачем оно мне?
– Возьми. Только не продавай. Дня через три я его у тебя заберу, три золотых заплачу, если сохранишь. Ты и за золотой его не продашь.
Есеня протянул руку и посмотрел: это был медальон, довольно заурядный, серебряный, в форме сердечка с двумя махонькими камушками на обеих створках: с одной стороны красным, а с другой – зеленым. Может, память о чем-то? Но зачем тогда отдавать его кому-то на хранение?
– А есть у тебя три золотых? – недоверчиво спросил он, и тут же понял, что спросил напрасно – перед ним явно стоял благородный господин. Незнакомец посмотрел на Есеню так уничижительно, так свысока, что мурашки пробежали по телу, – где тебя искать?
Есеня и сам не понял, почему сразу ответил:
– Спроси кузнеца Жмура. Я его сын.
– Возьми задаток, – губы благородного изогнулись в подобии улыбки, – если продашь – найду и убью, понял?
Он полез в карман, выудил оттуда монету и, подкинув ее ногтем большого пальца, уронил к босым ногам Есени. Жест был презрительным, даже оскорбительным, и в ответ Есеня хотел швырнуть медальон незнакомцу в лицо, но не успел – тот шагнул в темноту так же неожиданно, как и появился оттуда. Есеня от удивления потряс головой, постоял немного и двинулся следом – ничего волшебного в появлении и исчезновении благородного не оказалось, в заборе зияла широкая дыра, прикрытая снаружи тенью толстого дуба. Он выглянул на улицу, и увидел, как человек в плаще бежит вперед, путаясь в его полах, а из-за угла на красивых, тонконогих конях выезжают трое благородных.
– Это он! – сказал один из них, остальные молча кивнули и пришпорили лошадей.
– Остановись, Избор! – крикнул тот, что ехал впереди, – остановись, или мне придется применить силу!
Есеня не сомневался, что конные догонят своего товарища, но ему все равно очень хотелось посмотреть, что будет дальше. Человек в плаще добежал до поворота, конные свернули за ним, через несколько секунд оттуда раздался звон клинков. И только когда все стихло, Есеня, так и не удовлетворив до конца своего любопытства, вернулся во двор. Было бы глупо не поискать монетки, которую ему под ноги кинул благородный господин – один серебряник мог бы сейчас очень пригодиться. Есеня пошарил руками в траве, без труда нащупал монетку, поднес к глазам, и, не очень им доверяя, попробовал ее на зуб. Незнакомец кинул ему золотой!
– Ничего себе! – пробормотал он. Такого задатка он не ожидал. Кто их знает, этих благородных, может, у них других денег и не бывает?
Мелькнула мысль вернуть монетку отцу, но он тут же отбросил ее как неправильную – тогда отец решит, что он и вправду украл у него деньги, а потом испугался и захотел все исправить. Нет, если бы Есеня и вздумал воровать у отца, то уж сдаваться так легко не стал бы точно. Значит, этот вариант отпадает. Он прикинул, сколько пива можно выпить на один золотой – цифра получилась внушительная, а считал он всегда хорошо. Да весь город можно угостить!
Есеня сел на землю и задумался, разглядывая золотой, поблескивающий в руке. Интересно, на что еще его можно потратить? Ну, наесться от пуза. Жареной гусятиной. И еще... еще купить леденчиков. Девчонок угощать. О! Ножик можно купить! Не такой, конечно, как он сегодня отдал Жидяте, тот был булатным, с камнями на рукояти. Камней на рукояти Есене не требовалось, но булат с ними по цене сравниться не мог. А обычный ножик он себе и сам мог выковать – даром что ли в кузнице с малолетства торчал?
Сколько Есеня не размышлял, больше чем полсеребряника истратить с пользой не получалось, разве что действительно устроить разгул и напоить половину города. Совершенно неожиданно выяснилось, что деньги ему вовсе не нужны. То, чего ему по-настоящему хотелось, за деньги купить было нельзя. А хотелось ему жить так, чтобы его никто не трогал. Есеня и сам толком не мог объяснить, чего он хочет. Ходить по кабакам? Ну, весело, конечно. Но, например, сегодня уже надоело. И мужик этот бородатый к нему привязался, хоть назад не возвращайся! Зато он точно знал, чего не хочет: жить, как отец. Работать с утра до ночи и подсчитывать деньги – и то, и другое вызывало у Есени только отвращение.