Не было слышно привычной трели соловья. Стрекотания кузнечиков и, то и дело ползающего под окнами, кота Михаила. В округе стояла нагнетающая тишина, от которой становилось еще тяжелее и печальнее. Будто природа была в курсе, что сегодня особенный вечер и смолкла, дабы не мешать знаковым мыслям, воплотиться в решение.
Старая женщина знала, что эта ночь для нее будет последней. Ещё несколько часов и мучения закончатся. Прошлое, адская боль, пьянящее головокружение и не покидающий вот уже несколько дней хоровод воспоминаний канут в небытие.
Настал час покинуть нынешний мир и перейти в другой. Неизвестный, слегка пугающий, но такой желанный и притягивающий, как магнит.
Только есть ещё одно не законченное дело, от исхода которого зависит будущее. Не ее. Той, что дороже всего на свете. Той, ради кого она терпела муки, не сдавалась до последнего и оттягивала предначертанное судьбой.
Все получится. По — другому и быть не могло. Женщина тяжело вздохнула и, прикрыв глаза, облизнула сухие губы.
— Дать воды? — раздался уставший и недовольный женский голос. Он отличался от голоса хозяйки лишь тем, что в нем теплилась жизнь. Хотя, искаженный временем, создавал впечатление обратного.
— Нет, — чуть слышно произнесла хозяйка.
— Упрямая. Всю жизнь ты так. Вот и маешься теперь! Когда уже свет то включить можно?
— Когда умру тогда и включишь, — прошипела женщина. Ей не нравилось, что сидящая напротив мешает её предсмертному делу, — Я не просила находиться рядом.
— Ой, заладила! Как жешь! Умреть она! — гостья всплеснула руками и встала. — Ну… как знаешь. Я хотела, как лучше. Чай не чужая, — в темноте послышались медленные и тяжелые шаги, больше проходившие на шарканья.
— Приведи Тамару, — неожиданно бодрый и суровый голос хозяйки заставил гостью остановиться и резко обернуться.
— Нечего дитенку тут делать! В темноте, — зло выплюнула женщина.
— Это моя последняя воля. Приведи.
— Ой, и злое ты задумала! Ведь, погубишь девку. Накой ей эта маета? Вырастет. Проклинать тебя будет, — смягчившись, запричитала гостья.
— Только от неё все зависит. Судьба не ошибается, но если не захочет, значит…
— Так ведь, ты за неё уже все решила. Не трогала бы, чай она бы и забыла про все, спустя время, а так… на всю жизнь ведь. Христом Богом прошу…
— Хватит!
Голос хозяйки стал более резким и холодным. От этой перемены гостья поежилась и второпях перекрестилась. Спорить с родственницей все равно, что биться о стену. Она была непреклонна. И, как бы не хотелось, а не выполнить последнюю волю умирающего не имела права. Пусть до последнего и не верила, что хозяйка дома на самом деле чувствует смерть.
Да. Она могла. Умела её чувствовать, но, так же, слыла той ещё актрисой. И возможно разыгранный спектакль был лишь для того, чтобы увидеть внучку, которая вот уже как неделю гостила у тетки. Здоровому ребёнку не место возле хворой.
Как только старушка переступила порог, услышав знакомые кряхтения и шарканья, девочка выбежала в сени и молча уставилась на женщину. В синих, как грозовые облака, глазах читался немой вопрос вперемешку с тревогой, которую она не могла озвучить.
— Ну, что Томка! Одевайся. Пойдём к бабке. Просила… тебя привести, — старушка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой и горькой. — Чай скучает.
За спиной девочки появилась молодая женщина лет тридцати, а следом в сени попытались выскочить двое полуторагодовалых мальчугана.
— А ну в хату! Кому сказано! — нарочито крикнула на них мать и те юркнули за дверь. — Томачка, подожди с ребятами, — обратилась она к девочке, но та, обернувшись, нахмурилась.
— Иди, иди. Одевайся, — напомнила старушка, опускаясь на деревянную лавку у широкого окна.
Услышав это, девочка улыбнулась и скрылась в глубине дома.
— Так ведь… — не понимая, возразила молодая женщина и намекающе качнула головой.
— Сказала привести, — старушка развела руками и опустила голову, словно была в чем — то виновата.
Молодая собеседница хотела сказать что-то еще, но словно догадавшись о чем- то, прикрыла ладонью рот и села рядом с матерью. Так они и сидели молча пока в сенях, снова не появилась девочка.
Она заплела ранее растрепанные длинные волосы в аккуратную косу, надела белое платье в мелкий цветочек, поверх которого накинула трикотажную кофточку. Белые колготки и черные школьные туфельки, потому — что других не было, дополняли образ прилежного ребенка.
Радостная улыбка на лице и можно было подумать, что девочка собралась на праздник. Тома бросила на себя оценивающий взгляд, а затем перевела его на пожилую женщину.