— Замечательно, — сказал я. — Буду учиться вместе с младшим братом.
Вечером мама возилась в летней кухне.
А я вместе с отцом смотрел телевизор (чёрно-белый, лампово-транзисторный «Горизонт 101» с диагональю экрана шестьдесят пять сантиметров).
Думал о Варваре Сергеевне Павловой, но не пошёл к ней.
Кирилл заглянул домой, когда началась программа «Время».
Худой, загорелый, взъерошенный, голубоглазый.
Как и в прошлый раз, я отметил: мой младший брат уже перерос отца, но не догнал меня.
— Ну и ряху ты в армейке отъел, братец! — сказал Кирилл. — Одно из двух: ты либо поваром служил, либо сожрал всех своих сослуживцев!
Он хохотнул.
Я проигнорировал протянутую руку — шагнул навстречу брату и заключил его в объятия.
Сказал:
— Привет, малой. Давно не видел тебя. Соскучился.
А мысленно добавил: «Мы не виделись с тобой больше сорока лет!»
Мама сменила меня около телевизора.
А мы с Кириллом ушли в соседний двор, где уже бренчал на гитаре Артур Прохоров.
Артур встретил меня вполне искренней улыбкой. Пожал мою руку.
Я увидел, что кожа не его правой руке ещё гладкая, без следов от ожога. С нескрываемым интересом рассмотрел «Артурика» (так его величал мой брат) — совсем ещё молодого чуть сутулого парня, со щёгольскими тонкими тёмными усами и с хитрым взглядом. Отметил, что Прохоров пока сохранял на голове аккуратно зачёсанные на бок жидкие чёрные волосы. И ещё не стал тем хмурым, постоянно кашлявшим и дымившим сигаретой пожилым мужиком, с которым я попрощался за день до купания в Средиземном море.
— Серый тоже собрался вместе с нами на экономический, — сообщил приятелю Кирилл.
Прохоров кивнул.
— Мудрое решение, — сказал он. — Поздравляю. В стране станет на одного экономиста больше.
Я забрал у Артура гитару, погладил рукой струны.
Пальцы поначалу передвигались по струнам неуклюже.
Краем глаза я заметил снисходительную усмешку на лице Прохорова. Не оставил попыток.
И уже к концу вступления я узнал мелодию — улыбнулся.
— Расплескалась синева, расплескалась, — пропел я, — по тельняшкам разлилась, по беретам…
Посмотрел на лица парней.
«В прошлый раз диплом экономиста получил только Артур, — вспомнил я. — Меня отчислили на втором курсе. А Кира арестовали на третьем…»
— … Даже в сердце синева затерялась…
Я взглянул своему брату в глаза.
В той жизни, которую я всё ещё помнил, мой младший брат навсегда остался для меня молодым. Кирилл завершал обучение на втором курсе института, когда его обвинили в совершении тройного убийства. В тысяча девятьсот семьдесят пятом году его признали виновным и приговорили к исключительной мере наказания. А в начале тысяча девятьсот семьдесят девятого года приговор привели в исполнение — за год и четыре месяца до начала Олимпийских игр в Москве.
«На этот раз не оставлю тебя без присмотра, братишка, — подумал я. — Что бы там ни произошло в будущем. И чем бы это всё для нас с тобой ни закончилось. Уверен… ты меня не подведёшь».
— … Это сказочная быль, а не сказка…
Глава 2
Утром я проснулся из-за яркого света: лучи восходящего солнца светили мне с улицы в лицо. Прикрыл глаза руками. Спросонья я не сразу понял, где и… когда нахожусь. Пробежался взглядом по тесной комнате, украшенной в стиле советского минимализма. Воспоминания о вчерашнем дне сейчас казались мне сумбурными сновидениями. Помнил: начались они с неудачного полёта над Средиземным морем (и купания в нём). Продолжились в прокуренном плацкартном вагоне и на Лесной улице, где пятиэтажную хрущовку протаранил «кукурузник». И завершился дома: рядом с моими живыми родителями и братом.
Я вышел из тесной спальни (раньше она не казалась мне такой маленькой) — едва не споткнулся о высокий порог. Увидел за стеклом не зашторенного окна зелёные кроны деревьев и ярко-голубое небо, зажмурился. Взглянул на папину гордость: на чёрно-белый телевизор. Узнал прикрывавший стену ковёр, который моим папе и маме на двадцатилетний юбилей супружеской жизни подарили их родители (купили в складчину). Перевёл взгляд на трельяж (трёхстворчатое зеркало), что стоял в углу гостиной поверх маминого туалетного столика. В трельяже я увидел своё отражение: высокого двадцатилетнего мужчину.
Придирчиво осмотрел в зеркалах свою фигуру. Взглянул на мускулистые руки и бёдра, на широкие плечи. Потрогал плоский живот с хорошо заметными «кубиками» пресса. Поправил семейные трусы. Подумал: «Не Геракл, конечно, но вполне себе Аполлон». Я ухмыльнулся. Вспомнил, как рассматривала моё тело Варвара Сергеевна — когда я вернулся к ней после дембеля в прошлый раз. Варя сказала тогда, что я возмужал, превратился в мужчину. Я взглянул на свои кулаки со сбитыми костяшками. Отработал перед зеркалом коронную «двоечку»: ударил левой в лоб, а правой — в челюсть воображаемому противнику.