На лекции по высшей математике я едва ли не впервые с тех пор, как вернулся в свою молодость, в полной мере ощутил дежавю. Потому что ни появление Котовой, ни моё изменившееся поведение не повлияли на профессора Баранова. Я слушал лекцию, смотрел на преподавателя и понимал: узнаю каждый его жест, каждую фразу. Первая лекция в институте (ленинский урок я за таковую не считал) проходила строго по уже известному мне сценарию. Я предугадывал направление, в котором в тот или иной момент шагнёт преподаватель, вспоминал шутки профессора и их очерёдность (сегодня Баран явился к нам с коньячным выхлопом и в хорошем настроении). В восторг меня это явление не привело — пару раз по моей спине пробегала волна холода.
Студенты скрипели шариковыми ручками: прилежно вели конспект лекции. Выводил корявый текст на страницах и сидевший справа от меня Вася. Я часто поглядывал на него, будто его кучерявые волосы убеждали: я не сошёл с ума и не вижу ночной кошмар. В прошлой жизни на месте Ковальчука сидел Кирилл. Я не нашёл в памяти, где находился на той лекции Василий. Не вспомнил, какое место в аудитории тогда занимала Наташа Торопова: в первые дни и месяцы я её почти не замечал. А вот рыжие круглолицые девчонки из группы «лётчиков» сидели вот так же: едва ли не нос к носу с профессором. Наш староста тоже тогда восседал в центральном ряду в окружении сформировавшейся вокруг него ещё в колхозе свиты. А за окном вот точно так же покачивали ветвями деревья.
Я невольно отыскал взглядом в первых рядах затылок Котовой — Лена внимательно слушала рассказы вдохновлённого хорошей погодой и коньяком профессора. Представил, что не поехал бы в день своего возвращения к её дому. Сообразил: тогда бы по известному сценарию пошли и многие другие уже пережитые мной однажды события. Навстречу бы мне в посёлке шли те же люди, что и тогда. Мама и папа повторили бы при встрече со мной уже произнесённые ими же (но в другой реальности) фразы. Представил, что воспринял бы своих родственников и знакомых вот так же, как сейчас Баранова: запрограммированными на выполнение конкретных функций машинами. Мысленно поблагодарил Котову за то, что с её появлением я переживал подобные «повторы» нечасто.
Следующие лекции походили на первую. Преподаватели выглядели для меня отрабатывавшими заложенную в них программу роботами. Я не предполагал, что эти занятия настолько хорошо мне запомнились. Должно быть, первый учебный день в прошлый раз произвёл на меня сильное впечатление — поэтому я и вспомнил его сейчас (через пятьдесят лет). Впечатлил он меня и сегодня. На большой перемене комсомолки оставили моего брата в покое: Инга убежала по «комсомольским» делам, а Котова с подругой ушли «по женским». Я почувствовал (на нервной почве) зверский голод. Но не воспользовался советом Васи: не посетил институтскую столовую (где продавали вкусную манную кашу «всего» по тринадцать копеек за порцию). Я повёл брата и Артурчика в вестибюль к лотку с пирожками.
Нюх меня не обманул. Лоток со свежей выпечкой оказался на привычном месте: у стены, между статуями советских героев-инженеров. Очередь около лотка выстроилась немаленькая, но продвигалась шустро. Потому что «шустрил» торговавший изделиями институтских поваров невысокий широкоплечий рыжий парнишка. Я взглянул на его посыпанный веснушками курносый нос — будто по волшебству всплыло в памяти имя этого студента: Вова Красильников, «машинист» с четвёртого курса. Я вспомнил, что Красильников часто выполнял «комсомольское задание» по сбыту мучных изделий. С особенной охотой он продавал беляши по девятнадцать копеек за штуку. Копейка для сдачи у него не находилась никогда. На это обстоятельство мне в прошлом указал Артурчик.
Но я Красильникова сегодня не обогатил. Вручил ему без сдачи рубль и девяносто копеек за десяток беляшей. Повёл брата и Прохорова на улицу: на «наше» место, которое мы облюбовали для посиделок с пирожками в моей прошлой жизни. На лавке под кроной каштана сидели две наши сокурсницы: рыжие девчонки из группы «лётчиков». Девчонки не обрадовались нашему соседству. Они поначалу фыркнули и отвернулись. Но я не постеснялся: потеснил их к краю скамьи. Девицы одарили меня гневными взглядами, освободили посадочные места для Кира и Артура, направились к входу в главный корпус института. Я вручил брату и Артурчику по беляшу; взглянул, как обиженные девицы виляли бёдрами. Затолкал сразу половину беляша в рот и одобрительно хмыкнул.