Выбрать главу

— Знаете, пацаны, — сказал я, — всё же жизнь замечательная штука. А беляши делают её ещё лучше.

* * *

После занятий Артурчик в компании Васи Ковалёва и Инги Рауде направились к общежитию (Прохоров сказал, что вещи ему по окончании рабочего дня привезёт в общагу отец). Мы с Кириллом отправились домой за приготовленными ещё вчера свёртками и сумками. Снова ехали в трамвае до своей остановки вместе с Котовой и Тороповой. Девчонки нам поведали, что переедут в общежитие в воскресенье. Кирилл сообщил девицам, что у нас уже заказано такси (с вызовом машины нам вчера помог Илья Владимирович: оказалось, что в нынешнее время это не такое и простое дело). Кир похвастался комсомолкам, что грядущую ночь мы проведём уже не дома, в своей общежитской комнате.

По пути к посёлку я заглянул в «Универсам» и купил там триста грамм конфет «Раковые шейки» — для бабы Любы.

* * *

Из такси мы выгрузились на углу общежития.

И уже через пять минут (загруженные вещами, как верблюды торгового каравана) предстали пред светлыми очами вахтёрши.

Я угадал: сегодня дежурила маленькая (не выше полутора метров) голубоглазая женщина с уложенными на затылке в замысловатый узел седыми волосами. Такой я ей и запомнил: строгой, с сеточкой мелких морщин у глаз и с тёплым серым платком на плечах. Вахтёрша осмотрела меня и Кирилла с ног до головы, всплеснула руками.

— Ох, мамочки! — сказала она (с едва заметной иронией в голосе). — Бедные ваши родители. Это сколько ж они на вас харчей извели?

Я улыбнулся и произнёс:

— Здравствуйте, Любовь Фёдоровна.

— Кто такие? — спросила вахтёрша. — Чего надо?

Мы предъявили пропуска — их нам ещё вчера вручил Прохоров.

Вахтёрша надела очки, внимательно изучила наши документы.

— Четыреста тринадцатая, — сказала она. — Это та, где холодильник?

Она запрокинула голову, посмотрела мне в глаза.

— Так точно, — ответил я.

Достал из сумки бумажный кулёк с конфетами, положил его перед женщиной.

— Это вам, Любовь Фёдоровна.

Женщина заглянула в кулёк, вынула из него конфету.

— «Раковые шейки», — сказала она. — Мои любимые. Узнали уже.

Баба Люба заглянула в мой пропуск.

— В разведке служил, Сергей Чернов?

Я вытянулся по швам и отрапортовал:

— Воздушно-десантные войска!

Любовь Фёдоровна сощурила глаза, усмехнулась и произнесла:

— О, как. Десантник. Ну, проходи, десантник.

Она указала на меня рукой и добавила:

— Но только смотри у меня!..

Женщина погрозила мне пальцем.

— Никаких девок в общежитии после одиннадцати! — сказала она.

Поправила очки.

Я ответил:

— Так точно, баба Люба… Любовь Фёдоровна!

Вахтёрша махнула рукой.

— Да ладно уж: баба Люба, так баба Люба, — сказала она. — Проходите, Черновы.

Она вернула нам пропуска.

Произнесла:

— И помните, Черновы: чуть что… уши вам откручу!

Показала мне и Кириллу маленький, но очень грозный кулак.

* * *

В свою комнату мы буквально ввалились — горой свалили на полу вещи.

— Серёга, — произнёс слегка ошалевший от количества наших шмоток Артурчик, — мой батя велел, чтобы ты ему сегодня позвонил. На домашний. Просил, чтобы я тебе передал: он выполнил своё обещание.

— Какое обещание? — спросил Кир.

Я махнул рукой.

— Сейчас это не важно. Потом расскажу…

Мысленно добавил: «…Наверное».

Сказал брату:

— Раскладывай вещи, малой. И мои тоже. А я спущусь вниз, позвоню Илье Владимировичу.

Глава 8

Кирилл и Артур остались в комнате — я вышел в коридор и неторопливо побрёл в направлении лестницы. Пока поднимался с вещами, почти не смотрел по сторонам. Теперь исправил это упущение. Скользил взглядом по выкрашенным в грязно-зелёный цвет стенам, по развешанным на них гирляндам проводов, по хлипким на вид дверям комнат, по паркетному полу. Вдыхал запах табачного дыма (вспомнил, что тот из коридоров общаги редко выветривался). Слушал голоса людей и бормотание радиоприёмников. Несколько раз мне навстречу попались наряженные в «домашнюю» одежду студенты (старые футболки, майки, потёртые штаны с вытянутыми коленками) — они меня словно не замечали: спешили по своим делам. В прошлый раз (при первом знакомстве) советское общежитие коридорного типа показалось мне странным и неприятным местом. Но теперь я чувствовал себя тут иначе: будто вернулся домой.