— Но знаешь, что я тебе скажу, Чёрный, — произнёс Артурчик, с трудом выговаривая слова, — зря ты тогда связался с Сельчиком. Трахнул он Лару или нет — этого мы так и не узнали. А даже если и трахнул!.. Она же баба! Подмылась и пошла. А ты, Чёрный, себе тогда жизнь испортил.
Прохоров тряхнул головой.
— Да, испортил! — повторил он. — Я так считаю. И не спорь со мной, Чёрный. Я прав. Мы бы с тобой в начале девяностых не точки на рынках открывали, а по-взрослому дербанили нефтянку. Если бы ты, Чёрный, в семьдесят четвёртом не расквасил мордаху сынку второго секретаря горкома.
Артурчик ударил кулаком по столу.
— Венчика и без твоей помощи вальнули в девяносто втором, — сказал он. — И Лариска после того случая не пострадала. Что там она себе навоображала — то осталось на её совести. Но здоровье ей Сенчик не испортил. Троих детей она Андрюхе Межуеву родила. Правда, второго от меня.
Прохоров прокашлялся, носовым платком вытер с губ слюну.
Он хмыкнул и сообщил:
— Подправил я слегка породу Межуевых — то им не повредит. Андрюха-то так выше должности старшего экономиста и не поднялся. И бизнесмен из него не получился. Курские братки бы его порвали, если бы мы с тобой за него не заступились. В нашем филиале сейчас трудится. Старшим бухгалтером.
Артурчик заглянул в свой пустой стакан — показал его девице-разносчице.
Прохоров перевёл взгляд своих мутноватых глаз на меня.
— Вот что я тебе скажу, Чёрный, — произнёс он. — Глупость ты тогда сделал. Лариска ведь тебе лишь свои догадки тогда сказала. Спала она у Венчика. А с похмелья чего только ни привидится. Лямки лифчика у неё не на том месте утром оказались, или трусы наизнанку надеты — это не доказательство.
Артурчик развёл руками.
— Так что возможно… я повторяю: возможно, дружище Чёрный, Венчика ты изуродовал напрасно. И сам из-за этого чуть на зоне не очутился. Это нам ещё повезло, что батя Венчика на мою «Волгу» польстился. Глупость ты, Чёрный, тогда сотворил. А бабьим слёзам доверия нет. Это я теперь точно знаю.
Этот вопрос («было» в тот день в квартире Вениамина Сельчика, или «не было») Артурчик в прошлой жизни поднимал неоднократно. Словно это тогда его, а не меня три месяца держали в СИЗО. Расспрашивал он об этом и Ларису Широву, с которой поддерживал отношения. Но слышал от Лары одни и те же ответы в духе: «мне тогда показалось» и «я тогда подумала». Я иногда с улыбкой слушал, как Прохоров ворчал: «Ей показалось. А я без „Волги“ остался. Одни неприятности от этих баб».
Именно о «той самой» «Волге» я первым делом вспомнил, когда в прошлый понедельник узнал от своего младшего брата, что Артурчик теперь встречался с Ларисой Шировой. Именно поэтому я не отогнал в посёлок к родителям свой мотоцикл. И именно по этой причине за прошедшую неделю я дважды наведался на улицу Сталинградская дом номер семнадцать, где в двухкомнатной квартире на втором этаже проживал секретарь комсомольской организации МехМашИна Вениамин Сельчик (хозяина квартиры в это время не было дома).
Десятого октября я переживал один из тех дней, которые в прошлой жизни иногда хотел бы пережить снова. Утром к институту я шёл в компании виновато посматривавшей мне в глаза Котовой и рядом с хмурой Тороповой. Впереди нас шагали Кирилл и Инга — за нашими спинами неторопливо брели руку об руку говорливый Артурчик и рыжеволосая Лара. Начало этого дня не походило на то, которое я помнил по прошлой жизни. А вот дальше события вернулись в привычное русло. Но с некоторыми изменениями.
Профессор Баранов снова заявил, что даст дополнительный день на подготовку домашнего задания тем комсомольцам, которые поучаствуют в сегодняшнем собрании — его об этом «попросили». «Неактивные» комсомольцы из нашей группы ожидаемо возмутились. Вот только на этот раз оседлал эту волну возмущения не я, а Артурчик. Прохоров сыпал на преподавателя доводами, зачитывал ему по памяти статьи из конституции о том, что в Советском Союзе у всех граждан равные права и обязанности.
Я слушал разгоревшийся в кабинете математики спор; и улыбался. Вспоминал, как в прошлой жизни я изливал на профессора своё облечённое в громкие слова возмущение. А Лариса Широва тогда вот также поглаживала меня по руке (как сегодня она гладила Артурчика) — успокаивала. Я заметил, что у Тороповой, наблюдавшей за Прохоровым и за Шировой, на глазах блестели слёзы. Вспомнил, что в прошлый раз в этот день Наташа уже сидела за столом рядом с моим младшим братом, а не около Котовой.