Зашли в дом, Сашка уже пришла в себя, помогая старику.
— Чего хотели эти уроды? — спросил всё еще злой Валет, руки которого вздрагивали от прилива адреналина.
— Понятно, чего хотели… — перебил я, Сашка потупилась, спрятав глаза, — но откуда взялись?
Дед неудачно сплюнул сгусток крови, сильнее испачкав бороду, махнул досадно:
— Сукины дети… Из соседних деревень. Я им помог с починкой машин, мотоциклов. Дорого не брал! Они вон как отплатили… Через месяц вернулись, денег предлагали за Саньку!
Девочка тут же опустила голову, будто это её вина, а старик продолжил еще злее:
— Их тогда двое было, ну я их со двора палкой гнал, так чтоб неповадно. А они вона какой гурьбой, шакалы!
Сафир вздрагивал от каждого слова, готовый пойти, облить всех бензином и посмотреть, как их пепел развеет по ветру. Я бы спорить не стал. В наше время совершенно обесценились человеческие жизни, хоть постоянно твердим обратное.
Валет выглянул в окно:
— Считай, мы это проблему решили, бать. Больше не приедут.
Сафир кивнул.
— А если приедет, хоть один… — оборвал себя на полуслове. — Нет, не приедет! Альнар, который час?
Я посмотрел на стену, давно подметил большие часы с кукушкой, стрелки показывали без трех минут одиннадцать.
— Одиннадцать.
— Давай… закончим… с этими, а за мотоциклом завтра.
Валет кивнул, вышел молча. Сашка с дедом как-то странно переглянулись. Девчонка на меня вообще не смотрит, а старик поглядывает будто бы виновато. Сафир внимания не обратил, я последовал его примеру. Вышел вслед за Валетом.
Тот уже у мотоцикла, что-то осматривает. Я приблизился, переступая через тела, спросил:
— Ну, что тут?
Валет усмехнулся:
— Да он всё сделал, ума не приложу, как так быстро смог, но тут даже проводки новые. Будто он его весь перебрал и смазал. Вот смотри.
— Это за четыре часа? — усомнился я, — да тут одну коробку ставить не меньше часа.
Валет пожал плечами улыбаясь:
— Сам удивляюсь, но вот так… Осторожно!
Я почувствовал резкий удар под ноги, упал на колени. Чья-то рука схватила за волосы, запрокидывая голову. Дернулся, за что получил хороший удар в затылок. Холод лезвия застыл на шее.
Время замерло, притаилось как трусливый зверь. Весь мир сотрясают толчки моего пульса. В ушах гудят тысячи ядерных реакторов, а кровь приливает к голове, готовая выплеснуться из ушей.
Валет что-то громко выкрикнул. Я увидел, как из дома выскочили Сафир и старик с Санькой.
Сашка плачет, в глазах смертельный ужас, но смотрит не на меня, а за моё плечо. Хотя оно и понятно, там же негодяй с ножом.
Сафир взревел, что-то проорал люто, я не разобрал, слышу только своё дыхание. Парень, что держит меня, крикнул в ответ, больно потянув за волосы. Валет плавно приближаясь, чуть поднял руки, успокаивая.
Тонкое лезвие начало движение по моему горлу, застав меня врасплох. Мысли мечутся как противные толстые мухи, врезаются друг друга и с мерзким жужжанием разлетаются. Чувствую, как вся кровь, бушующая в теле, бежит в сторону открывшейся раны. Сашка закричала, повернулась к старику, схватила за руку, дергает, тянет, плачет.
Он на неё не смотрит, вообще отвернулся, в глазах печаль. Она рыдает, колени бессильно подогнулись, обняла старика за ноги, в глазах дикая мольба, будто он может это остановить.
Валет с Сафиром одновременно бросились ко мне, и были в шаге, когда нож закончил движение, продлившееся для меня вечность. Мои чувства обострились до предела. Слышу запах крови, отчего желудок сжался в тугой узел. Чувствую, как тело, еще не поняв, что мертво, пытается сделать судорожный вздох. Слышу хлюпанье, кровь брызжет из горла, обагряя траву передо мной и пальцы Валета, который пытается закрыть рану руками.
Время совсем притихло. Я смотрю уже не из своих глаз, а слегка со стороны на то, как Сафир буквально руками пытается разорвать тело человека, убившего меня. Валет всё еще борется с моей смертью, уверенный, что что-то может изменить. Наивный татарский мальчик. Лицо сосредоточенное, будто чинит Урал. За ним Сашка всё кричит на старика, бледное лицо стало неестественно серьезным, красные дорожки на щеках высохли, но веки опухли от слёз. Дед смотрит на меня с сожалением, девчонка тоже повернулась в мою сторону, взгляд снова упал моему телу за спину. Теперь туда же посмотрел и я.
Человек в обветшалом балахоне с большим черным футляром как у скрипачей стоит у меня за спиной.
Мертвецки спокойно развязал футляр, выудил декоративную косу. Судя по древку, не для травы она предназначалась, хотя, это уже понятно.
Не делая ни одного лишнего движения, жнец ловко вскинул косу, занося надо мной для последнего в моей жизни удара. Во всех смыслах. Лезвие красиво блеснуло, будто специально добавив драматизма и без того паршивой ситуации. Я, еще чувствуя отголоски своего тела, замер. Сердце дрогнуло, будто поняв, что этот удар последний и для него. А затем…
— Остановись! — раздался голос такой силы и власти, что замер бы даже летящий самолет.
Я с удивлением воззрился на источник звука. Старик поднял сухую руку, брови грозно сошлись на переносице, а волосы вскинулись как на ветру. Он посмотрел мне в глаза, но не тому мне, что моё тело, а именно мне, чем бы я в этот момент не являлся. Вокруг замерло всё, точнее не замерло, а буквально остановилось.
И Сафир с Валетом, и Сашка, и черный жнец, которого я всё еще боюсь назвать Смертью. Это ведь не за кем-нибудь, а за мной любимым!
Старик, который теперь и не старик вовсе, а высокий седой человек, легонько тронул Сашку за плечо. Она вздрогнула, будто вынырнув из глубокого сна, вскочила, ничуть не удивившись происходящему. Я, конечно, тоже мало чему удивлялся, но я-то труп.
— Дедушка! — бросилась она в объятия к старику. — Спасибо, что спасаешь его!
Старик отстранил её, погладил по голове:
— Санька, я же говорил, это не возможно! У каждого из них свой день и час. Ты же знаешь…
— Но ты ведь смог! — воскликнула девочка, — ты же остановил время, ты сможешь излечить!
Дед грустно покачал головой, объяснил тихо:
— Нет, Санька, нельзя. Люди должны умирать, таков закон.
— Пожалуйста, умоляю тебя, помоги ему! Они же нам помогали, это из-за нас, разве нет?
Он смотрел с жалостью, притянул к себе, широкая ладонь трепетно легла на вздрагивающую спину девочки, а тяжелый взгляд уперся в меня.
— Я могу лишь отсрочить момент, но не изменить его судьбу.
— Но ты же сам рассказывал, — вырвалась девочка, капризно топнув ножкой, — наши предки смогли обмануть смерть!
Дед устало потер глаза, пригладил встопорщенные усы, пояснил строго:
— Сашенька, пойми. Я залечу рану, но как выйдет за калитку, споткнётся и свернет себе шею, собаки загрызут, молнией убьет, дерево на него упадёт. Не знаю, что именно произойдет, но умрет он сегодня же, какой там год.
— Но ведь ты сам говорил… — снова зарыдала она в бессилии.
Старик не смог подавить тяжелый вздох, покосился на меня, давая понять, что говорит всё это в большей степени для моих ушей, терпеливо продолжил:
— У Смерти много слуг, вроде того, что сейчас занёс над ним своё орудие. Там откуда мы родом, Смерть одна, она и идёт по следу за жертвой. И с ней можно договориться, от неё можно спрятаться, или бежать. Но здесь, в этом мире, их тысячи! Десятки тысяч, и уйти от них нельзя…
Старик повернулся ко мне, но в глаза не посмотрел:
— Ты добрый юноша, потому я позволю тебе попрощаться с друзьями. Затем… ты умрешь.
В ту же секунду Сафир и Валет зашевелились, а я попробовал подать голос, даже двигаться.
Через десять минут, описав друзьям, что я, оказывается, мертвяк, и не нужно по этому поводу париться, мне то уже всё по фигу, стал прощаться.
Валет протестующе поднял дрожащие руки:
— Не-не-не, нет… Это бред какой-то. Ты же говоришь, ходишь, я так не могу! Дед, подержи нас так чуток, а я его горло заштопаю. Я не хирург, конечно, но хоть какое-то время продержится. Сафир, убери этого перца в балахоне ко всем чертям, и косу ему засунь, ну, сам знаешь…