— Век не забудем, добрый человек!
Побрели в сторону здешней таверны, решив вернуться за мотоциклом с утра, но я все оглядывался, что-то в старике настораживает, понять бы что.
— Не заметил ничего необычного?
— Где? — удивился Валет.
— В старике, — пояснил я такую очевидность.
— Обычный старик, — отмахнулся тот, — разве что плечи широченные, как у культуриста на пенсии.
— И это не кажется странным?
Валет нахмурился, но хлопнув меня по плечу, заверил:
— Расслабься, он точно не твоя Смерть. Просто крепкий старик.
— Надеюсь, что так.
Пока ходили по деревне в нелепой попытке найти потерянного бойца, стемнело. Едва жара отступила под напором вечерней прохлады, из высокой травы поднялся рой мелкой кусачей мошкары и огромные комары в поисках теплой и вкусной крови. Полумесяц медленно поднялся из-за виднокрая тусклый и печальный, как замерзший в холодную русскую зиму африканец, раздающий рекламки у входа в метро.
Желудок как голодный котенок мяучит и скребется едва отросшими коготками, но так, что на позвоночнике остаются кровавые полоски. Поспешили успокоить это прожорливое животное.
Постоялый двор вмещал всего два стола. Видать гости здесь бывают не часто. Как переступили порог, в нос ударил запах пищи, желудок вновь болезненно напомнил о себе.
Хозяин трактира, завидев нас, поспешно указал на скамью и, протерев стол старой тряпкой, участливо спросил:
— Чего изволите? Свежая вода, мясо, хлеб и даже немного вина, всё к вашим услугам.
Я несмело промямлил:
— Мы, знаешь ли, не местные, не знакомы с тутошними ценами…
Хозяин быстро сообразил, что с прибывших гостей много не взять, голос с услужливо-угодливого стал раздраженным.
— Хлеб, вода — три монеты, мясо — пять, вино — десять.
Валет развязал мешочек, и, выудив десять монет, протянул хозяину:
— Этого хватит на кусок мяса, хлеб и кувшин с водой. Так же нам необходим ночлег.
— Десять монет, — бросил трактирщик.
Мы, столкнувшись лбами, уставились в мешок еще раз, поняв, что наши скромные сбережения на исходе, с болью в сердце отдали остатки:
— И на утро приготовь сушеного мяса в дорогу.
Еда оказалась на удивление… мерзкой. Нет, я ожидал нечто пресное и вонючее, соли и перца не знают. Но такое! Мясо жилистое, будто из старого и больного быка, обильно подгорело, а хлеб, покрытый толстой коркой плесени, тверже камня. Съели, и молча пошли спать.
Валет спал плохо, всю ночь вертелся и по-татарски кого-то материл. Думаю меня…. Я в свою очередь даже не пытался уснуть. Мысли как стая хищных мошек, что так и норовят влететь не в рот, так в глаз. Почему я всё еще жив? Где моя смерть? Куда делся Сафир? Куда идти, и есть ли смысл идти куда-то?
Рано утром вышел на улицу, земля чуть влажная, ночью шел дождь, пришлось ступать аккуратно, стараясь не поскользнуться. В поисках хоть какого-то добра заглянул под каждый куст, но оружия или тем более денег найти не удалось. Врут сволочные игры, даже ржавые мечи на дорогах не валяются, и если убить какую-нибудь лягуху, из неё колчан стрел не выпадет. Я пробовал…
Забежал к старику, но он, вероятно, еще спал, дверь закрыта изнутри.
Вернувшись в таверну, разбудил Валета:
— Пойдем, пока на улице не так жарко.
— Куда пойдем? — зевнул он.
— Сперва за Уралом, спрячем в сарае. Затем двинем в город. Я спросил трактирщика, тут всего одна дорога, и город не так уж далеко, кое-где можно срезать.
— А зачем нам в город? — зевнул он, — может, стоит найти Сафира?
— Стоит, — согласился я, — но чтобы его найти — надо хоть что-то предпринимать. Думаешь, если засядем в этой глуши, он свалится нам на голову?
Валет взъерошил волосы на голове, собираясь с мыслями и прогоняя остатки сна.
— А что с Уралом? Я не брошу свой мотоцикл!
— Сказал же, сперва за ним, — гаркнул я, — просыпайся!
Трава, окутавшись росой, переливается всеми цветами радуги, и не под настроение радостно блестит и искрится. Измученные дневным солнцем и ночным холодом, даже на разговоры сил не осталось, упрямо шли вперед. Стена деревьев сбоку почти не меняется, лишь когда проскальзывает орешник, кидаемся нарвать еды. За сутки смогли пройти около шестидесяти километров, с остановками на еду и сон, разумеется. А на второй день мышцы разнылись так, что если пройдем тридцать, уже здорово.
— Костаниэль, вот как буду представляться, — заключил я спустя час непрерывных раздумий.
Валет, не поворачиваясь, хмуро буркнул:
— Да, хоть горшком назовись…
Я огрызнулся:
— Нет, а чего ты на меня злишься? Я что виноват, что в этой деревне Сафира не оказалось? Или ты тупо жрать хочешь? Так тут тоже засада!
Он промолчал, как и десяток раз до этого. Я выдохнул, гася остатки праведного гнева:
— Валет, послушай, сделаем так. Сейчас доберемся до города и попробуем найти место для ночлега, да и какую-нибудь работу. Нам надо хотя бы на время научиться тут существовать, я не могу обещать, что вернемся назад. Мне жаль.
— Да я понимаю, Альнар. — вздохнул он. — Просто пытаюсь смириться с тем, что всё идет не по плану.
— Да у нас его и нет… — признался я нехотя. — Всё, стой, давай перекусим.
Мы сели на небольшом пригорке у леса. Я выудил несколько кусков сухого мяса, полил его водой и протянул Валету. Безвкусные, пресные и жесткие куски говядины, словно битое стекло крошились на зубах. Затем царапая горло, падали, как два булыжника на дно колодца. В результате злые и голодные решили идти дальше.
Валет вскочил первым:
— Посиди тут, я в лес. Видел пару орешников, прямой найду, хоть лук сделаю какой-никакой. А то мы так с голоду помрем раньше, чем до города доберемся.
— Мы их столько прошли уже, — промямлил я.
— Прямого не было, — огрызнулся он.
Я спорить не стал. Валет быстро скрылся в лесу, а я остался сидеть в траве.
Слепни мешают спокойно думать, приходилось часто лупить рукой по лицу. Когда число поверженных врагов перевалило за второй десяток, краем глаза заметил движение.
Сердце сжалось, как маленький испуганный воробей, нет, даже хомяк. Едва дыша, оглянулся, а затем вскочил как ужаленный в то самое место. На поляну выполз огромный, ощетинившийся острыми, как жала гигантских шершней иглами… ёжик. Я выдохнул и как тряпичная кукла рухнул обратно.
— Ну, это уже совсем не нормально…
Валет вернулся быстро, но не для моей испуганной душонки, которая уже вечность ждала неприятностей. В одной руке несет длинную палку, прямую и толстую, а в другой тушку ни то зайца, ни то кролика. Я не стал допытываться как именно ему это удалось, не царское это дело, порыскал в карманах в поисках чего-нибудь острого и неожиданно для себя наткнулся на перочинный ножик. Удивительно, раньше я им только пиво открывал. Кто бы мог подумать, что буду рад видеть этот не нужный в моем мире предмет.
Пока я неумело разделывал тушку несчастного животного, благо мертвого, Валет сбегал за охапкой сухих веток. Костер тоже развел он, я молча удивился, как ему это удалось без спичек. Мяса получилось с гулькин нос, но вкуснее, казалось, мы не ели ничего.
Трапезничать долго не пришлось, ибо нечем, поэтому вскоре мы двинулись дальше. Оба слегка повеселевшие, как же, первый раз в этом мире у нас что-то получилось. Может и выживем.
— Ничего, Валет, мы еще посидим за королевским столом, главное до города добраться, а уж там разберемся, — заверил я.
— И чем же город так тебе поможет? — удивился он.
— Как чем? Там народ грамотный. Есть с кем договориться. А в сёлах навоз да мухи.
Валет не ответил, но тень скользнула по лицу. Блин, опять я ляпнул что-то не то. Он ведь и сам из деревни.
Виду не подавал, но всегда, сколько его помню, нотка зависти ко мне или Сафиру в нем сидела. Может зависть и не то слово, но уж после того как Сафир и на работу его устроил, тот вообще ушел в себя. Гордость из ушей прёт. Надо бы вывести из него подобных тараканов… и неподобных тоже.