Я хрипел, временами теряя сознание, а когда включался, с удивлением видел сжатые до крови в руках узды. Я смог сконцентрироваться на долю секунды, и только теперь увидел, что конь напуган не меньше моего, это все тот же жеребенок, которому всего день отроду, и совершенно не понимает, что с ним происходит. Он переживает это раз за разом каждую ночь, быть может тысячи лет к ряду… Он уставился на меня до боли доверчивой мордой, а умные глаза посмотрели так жалостливо, что я понял, что попался. Я сжал стремена в руках еще сильнее, на подходе очередной выброс силы, уже чувствую эти волны, но все еще не понимаю — как с ними совладать.
Конь бил копытами и метался, я быстро сделал шаг, успел схватить его за шею и прижал к себе, а точнее сам прижался. Он удивленно косился на меня, дергал за поводья, но я не отпускал. Гладил и чесал, шепча на ухо, что он самый красивый, самый умный и вообще просто солнышко. Конь недоверчиво прислушивался к новым ощущениям. Я первый человек, которые не пытается задушить, задавить, заставить.
Казалось, мы простояли тысячи лет, тугие волны проходили сквозь нас, с удивлением понял, что это медленный стук его огромного сердца. Сперва это как метеоритом по голове, но когда он успокоился, стало легче, а я не забывал гладить его и шептать какой он замечательный, даже когда не видел и не чувствовал его рядом.
Всё закончилось внезапно, даже не помню, как вышел из конюшни и добрался до постели. Да и зачем, если всё закончилось хорошо?
Глава 7
Есть! Получилось! Буду краток, слушайте. Понятия не имею, как это относится к нашей истории, но это все, что удалось узнать. Пока что.
Солнце едва заблестело в мокрых от росы крышах домов, не все петухи еще заняли свои певчие позиции, а Лагир уже был на ногах. Выгнать корову и овец к стаду нужно заранее, и это только начало дня. Уже два года как умерла его мать, проклятая болезнь измучила её, вся работа по дому легла на плечи мальчика. Отец часто повторял, что в его годы он уже работал на тракторе, а уж для работы по дому девять лет — возраст предостаточный.
Когда дрова и вода были разнесены домой и в баню, сарай вычищен, а навозная куча пополнилась, можно было считать, что утренняя разминка перед работой закончилась.
Лагир всегда действовал методично, стараясь превратить всё в интересную игру. Сегодня он управился всего за час, чем был необычайно доволен. Вода из ведер не выплеснулась ни разу, только одно полено скатилось с тележки, когда он торопился к бане, минус очко. Но это ничего, зато дров получилось набрать даже больше, чем обычно.
К шести часам утра с рутиной было покончено, куры накормлены, яйца собраны, пришло время заняться, как называл их Лагир, особо важными делами. Например, покосить на вечер, молодой теленок очень прожорлив. А еще готовить сено на зиму. И желательно все это сделать до полуденного солнца, в таком пекле работа кажется адом.
Лагир взлетел по ступенькам крыльца, но мимо комнаты отца прошел на цыпочках. Тот работает сутками, днем в колхозе, как и все мужчины, а ночью в городской библиотеке, единственной на многие километры. Правда Лагир не понимал, кому хочется читать ночью, да еще и так далеко от дома, но отец временами привозил ему какой-нибудь подарок из города, чаще всего книгу, и это его устраивало. Это были хорошие дни. Но были дни и плохие, когда отец возвращался домой сердитый и пьяный, в такие дни Лагир привык держаться тихо, потому что единственным подарком отца могла оказаться затрещина.
После смерти матери такие дни стали особенно частыми. Как раз такой был и сегодня, но прокрасться мимо комнаты ему не удалось. Дверь распахнулась, Лагир понял, что попался.
Отец кивком велел ему войти, и тот не противился. Мальчик знал, что сейчас последует разговор, всегда следовал, но конец разговора мог быть любым.
— Сядь, Лагир, — указал отец на стул рядом с кроватью. — Сколько тебе лет?
— Почти семь, — тихо ответил сын.
— Почти семь… В твои годы я уже вовсю помогал своему отцу, работал в колхозе.
Мальчик очень хотел скривиться и закатить глаза, но знал, что от взгляда отца не ускользнет любая мелочь.