Но Гоша был не из тех, кто готов терпеть подобные дурацкие розыгрыши и на потеху кому бы то ни было участвовать в них. Убедившись в тщетности своих поисков, он сделал резкое, досадливое движение, пробормотал сквозь зубы короткое ругательство и, бросив последний угрюмый взгляд на широкие просторы двора, где ему сегодня больше нечего было делать, решительным шагом двинулся на улицу.
Выйдя за пределы двора, он на несколько секунд остановился на краю тротуара и мельком огляделся вокруг, словно, несмотря ни на что, всё ещё питал смутную надежду увидеть своих неизвестно куда подевавшихся друзей, различить знакомые фигуры и лица среди двигавшихся по улице прохожих. Но, не заметив никого даже отдалённо напоминавшего его пропавших товарищей, тряхнул головой и, по-прежнему чуть слышно ворча что-то невразумительное, медленно побрёл вперёд, сам не зная куда и зачем, в полном смысле слова куда глаза глядят.
Ушёл, впрочем, недалеко. Пересёкши тротуар и проезжую часть – невзирая на отсутствие здесь пешеходного перехода, – он задержался возле находившегося на другой стороне улицы, рядом с автобусной остановкой, продуктового ларька, пестревшего бесчисленными яркими упаковками выставленных за стеклом товаров. Некоторое время неспешно водил по красочным, забитым сверху донизу всякой всячиной витринам безразличным, рассеянным взглядом, очевидно совершенно не интересуясь тем, на что были устремлены его глаза, и даже не думая ничего покупать. Затем, широко открыв рот, звучно зевнул, передёрнул плечами и тронулся дальше.
Однако почти сразу же вновь приостановился, обратив внимание на единственного сидевшего на остановке человека – грязного, растрёпанного пожилого бомжа, одетого так, словно на дворе была не середина лета, а поздняя осень, – в длинную полурасстёгнутую куртку, свитер с высоким горлом и массивные стоптанные ботинки огромного размера. Излишне говорить, что всё это подобранное явно не по сезону облачение было поношенным, измятым, засаленным и источало к тому же не слишком приятный запах, который Гоша почувствовал, едва приблизился к бродяге.
Тем не менее, хотя и брезгливо морщась и скорчив презрительную гримасу, он остановился в нескольких шагах от ссутулившего спину и уронившего седую косматую голову на грудь – по-видимому, задремавшего – бомжа и некоторое время смотрел на него со смешанным выражением любопытства и гадливости, как смотрят на редкое, отвратительное на вид насекомое, перед тем как раздавить его. И в голову ему внезапно пришла мысль – не сыграть ли со старым бродягой одну из тех жестоких шуток, которые он и его друзья не раз проделывали с подобными субъектами, доставляя себе тем самым немалую потеху, чего совсем нельзя было сказать о тех, над кем они подшучивали. С этим намерением и с ехидной ухмылкой, появившейся при этом на его губах, Гоша, недолго думая, шагнул к спящему, ничего не подозревавшему бомжу…
И тут же пожалел об этом. В нос ему ударила такая ужасная, невыносимая вонь, что он не отважился приблизиться к зловонному старику больше ни на шаг, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться к нему. Неожиданно подвергшись такой мощной химической атаке и мгновенно позабыв о задуманной им шутке, Гоша, как ошпаренный, отшатнулся от бомжа, окутанного, точно земля озоновым слоем, густым тяжёлым смрадом, не подпускавшим к нему никакого врага и надёжно защищавшим его от любой опасности.
Покинув отравленную зону, Гоша вернулся к прежней неторопливой, расслабленной походке и снова двинулся в неизвестном ему самому направлении. Путь его пролегал теперь по широкой, обсаженной ровными, аккуратно подстриженными кустами аллее, ведшей к центру небольшого тенистого сквера, под огромными ветвистыми деревьями которого в этот знойный предвечерний час, спасаясь от жары, собралось немало народу, в основном молодых мамаш с маленькими детьми. Эти дети, за исключением разве что тех, что ещё лежали в колясках, вели себя чрезвычайно активно и шумно, находясь в беспрерывном хаотическом движении и оглашая окрестности несмолкающим многоголосым гомоном. Они с весёлыми криками и гиком бегали друг за дружкой по просторным, затенённым пышной листвой дорожкам, катались на сдававшихся напрокат детских автомобилях, визжа от восторга, прыгали и кувыркались на большом надувном батуте, раскинувшемся чуть поодаль, на краю сквера.
Но больше всего отдыхающих, и детворы и взрослых, было на центральной площадке сквера, куда сходились с разных сторон все его дорожки и аллеи. По краям её стояли красные металлические лавочки с невысокими спинками, а в середине находился обнесённый резным каменным бордюром фонтан, выбрасывавший вверх чистые прозрачные струи и обдававший тех, кто приближался к нему, прохладной, освежающей водяной пылью.