Ну, вот, задумался, а уж мой этаж. Контролеры, как по команде, повернули головы и уставились на меня. Посылаю их подальше (про себя, разумеется) и быстро выхожу в коридор.
Только успеваю надеть халат и пристегнуть датчики, как раздается троекратный звонок. Начало рабочего времени. Тут же вспыхивают многочисленные экраны и экранчики на пульте. Нажимаю кнопку, загорается зеленая лампочка. Теперь я готов к работе, и об этом знают все, кому положено.
Привычным взглядом фиксирую экраны — норма. На всех одна и та же картина: через голубовато-зеленое поле, слева направо, чуть подрагивая, пробегает светящаяся точка. Стоит ей отклониться от прямой, как тут же раздается звуковой сигнал и не смолкает до тех пор, пока показатели не придут в норму. Моя задача — вовремя отреагировать на сигнал и послать сообщение в нужный сектор, обязательно получив подтверждение: сигнал принят и понят. Но сигналы бывают редко, не чаще чем раз в два-три дня, так что обычно мое рабочее время проходит в раздумьях и неторопливых разговорах с напарником. Мне даже раньше приходило в голову, что нас здесь держат только для того, чтобы не платить соцпособия. Но, вообще-то, отдел обслуживает систему энергообеспечения, а Комбинат — это такая запутанная махина, что выйти из строя может быстро, а вот налаживать ох как долго. Поэтому все жизненно важные системы дублируются по нескольку раз, вот и сидим мы, пялим глаза в экраны, бдим.
Одно время пытались полностью перейти на автоматику — дескать, люди есть люди, существа несовершенные, опять же и скрытый саботажник в святая святых затесаться может, но пару раз крепко обожглись: суперкомпьютер, конечно, вещь передовая, но иногда от непонятных причин способен на непрогнозируемые и неприятные сюрпризы, так что полностью положиться на него пока еще нельзя. Вот и посадили нас, Техников-Смотрителей, за машиной и друг за другом наблюдать, мало ли что… Ну, за машиной еще туда-сюда, а саботажников и вредителей пускай Контролеры ищут, им за это деньги платят, причем неплохие. Да и для того, чтобы какую-нибудь серьезную пакость сотворить, это при многоступенчатой-то системе дублирования! — необходимо, как минимум, четырем-пяти отделам сговориться, а это нереально. Так что наше дело простое — сиди не зевай. Писать, читать и играть в настольные игры категорически воспрещается. Это строго контролируется и жестоко карается — немедленным увольнением без права работы на предприятиях Комбината. Конечно, рядом со мной никого, кроме Макса, нет, но мы оба слишком хорошо знаем, как пристально следят за всеми работниками скрытые в стенах телекамеры. Так что от греха подальше, лучше и не пытаться нарушать Устав, тем более что пронести на Комбинат книгу, не говоря уже о шахматах или кирсте, дело практически невозможное. Ну, что ж — «единственная подлинная роскошь — это роскошь человеческого общения», — как сказал один француз много лет назад. Хорошо хоть беседовать не запрещено. Вот только с моим напарником много не пообщаешься. Вот сидит, в кресле развалился, резинку жует… Общаться с ним трудно. Час может молча сидеть, два часа, три… свихнуться можно. Захочет — ответит, не захочет — нет. Чаще не хочет. Но попробовать можно.
— Привет, Макс! Как дела?
— Привет. Нормально.
— Что нового?
— Да все по-старому.
Ого, да он сегодня болтун, да и только! Ладно, пойдем дальше.
— Слушай, мне сегодня снился чертовски странный сон… — Непонятно почему, но Макс явно заинтересован. Он даже оторвал глаза от экрана и внимательно глядит на меня. Смотри-ка, — а глаза у него голубые и ресницы длинные, как у девушки. — Яркий такой сон, как в жизни. Будто вокруг голая серая земля, ни Города, ни дорог нет, небо низко-низко над головой, прямо на плечи давит, нагнуться хочется, а солнце громадное, какое-то мохнатое, но тусклое — глядеть можно, почти не щурясь. И вот сижу я на каком-то холме, и будто не холм это вовсе, а…
— Вход в Дом, — неожиданно говорит Макс своим бесцветным голосом. Меня словно электрошоковым разрядом ударило.
— Точно! — кричу. — А откуда ты знаешь?