Блейк кивнул, потягивая свой напиток и глядя на меня поверх стакана с виски.
Сев за его стол, я зашла в свой школьный личный кабинет и начала читать задание, на выполнение которого уйдет целый час. Мне просто нужно было сосредоточиться на достаточно долгое время, чтобы выполнить его. Последнее время мне трудно было это сделать. Я взяла черную ручку из кожаного стакана и нарисовала одну прямую линию. Время остановилось, пока я читала о возведении и падении Берлинской стены. Я как-то умудрилась нарисовать перо, голову льва, половинку сердца с неровным краем, и открытую книгу.
- Сдается мне, ты тратишь чернила попусту. Тебе стоит просто сделать татуировку, - посоветовал Блейк, стоя в дверях. Я выпрямилась и вытерла катившуюся по щеке слезу, о которой я даже не подозревала. Я резко прижала руку к своему боку и озлобленно уставилась на него.
- Вы сказали, что я могу воспользоваться Вашим компьютером.
- Можешь, все в порядке, - сдался он, подняв руки, - Я просто высказал свое мнение о твоем произведении искусства на руке. Ты могла бы просто сделать татуировку.
- Сделаю, когда добьюсь совершенства, - сказала я грустно, вернувшись взглядом на экран компьютера. Я закрыла все окна на его рабочем столе и стерла историю.
В животе у меня были такие же ощущения, как и в тот день, когда она умерла. Это то, к чему мне придется привыкнуть? Что-то, что появляется каждую ночь, когда я остаюсь наедине со своими мыслями? Я бы никогда не подумала, что эта маленькая девочка действительно поможет мне справиться с болью. Не важно, насколько виноватой я себя чувствовала, когда улыбалась, но этого невозможно было не делать, находясь рядом с ней. Пи была чертовски смешной, и мне нравилась ее компания. Я начинала с ужасом ожидать именно этого тихого времени суток.
Свернувшись в кровати, я решила прочитать о возведении и падении Берлинской стены. К концу недели мне нужно было отправить эссе по мировой истории двадцатого века. Конечно, я не ожидала, что меня хватит надолго. Слова на моем новом телефоне были слишком мелкими, и мои мысли уплыли в другом направлении. Сдавшись, я бросила телефон на кровать и осмотрела свою красивую новую комнату. Если бы моя голова не была занята всякими другими вещами, я бы возможно испытывала благодарность. Я чувствовала себя благодарной. Благодарной и печальной.
Если бы я только могла рассказать своей маме о том, где я была. Если бы она могла меня сейчас видеть. Она была бы очень счастлива за меня. Это навеяло мысль о моем выпускном. Он не был похож на настоящий выпускной, где бы я гуляла со всем классом, но это была финишная черта. Наконец-то я заканчивала школу, среднюю школу, по крайней мере. И что теперь я собиралась делать? Все, что мне нужно было сделать, это сдать эссе и закончить несколько небольших заданий, и я буду свободна. Я смогу вычеркнуть ‘диплом’ из своего списка нужных дел. Если бы я не отставала по английскому, я бы уже закончила. Но благодаря их тупой программе, классы английского, которые мне нужно наверстать, начнутся снова только в сентябре.
Где бы я не оказалась в конечном итоге, это будет не город. Я это точно знала. Мне нужно было пространство, без асфальта и бетона, возможно Вермонт. Мы с мамой всегда говорили о том, что поедем туда. Из-за этого мне тоже становилось грустно. Когда она заболела, она пообещала, что мы поедем туда, как только ей станет лучше. Она пообещала и солгала. Она оставила меня. Но и я тоже оставила ее. Я просто бросила ее, оставив заботам кого-то другого. Нет. Это была не она. Я не оставила ее в той больнице в одиночестве. Она уже ушла. Она умерла до того, как я оставила ее.
Пытаясь вновь дышать, я выпрямилась и подошла к окну. Повсюду мерцали огни, некоторые тускло, некоторые исчезали, а некоторые продолжали гореть. Трудоголики, как я полагала. Люди, подобные Блейку. Люди, которые не имели ни малейшего представления, кем была их маленькая девочка.
Когда я думала о Пи и несуществующих отношениях между ней и ее отцом, я радовалась, что у меня была мама, даже несмотря на то, что это было недолго. Первые тринадцать лет моей жизни были счастливыми, и я бы вернула их в любой момент. Может мы и не жили богато, но моя мама всегда следила за тем, чтобы нам было весело.
Слеза скатилась с моей щеки и упала на руку. Стерев ее, я размазала чернила и смазала верхнюю половину своего пера. Рассмотрев кляксу на моем детально прорисованном стволе пера, я решила дорисовать его. Перо было идеальным за исключением смазанного участка на его верхушке. Я практически чувствовала боль в нем. Оно болело. Так сильно болело, подобно ожогу, который никогда не заживет. Он никогда не превратится в шрам. Он навсегда останется ожогом, и всегда будет болеть.