На одном из парковочных мест стоял серый фургон с грузовым отсеком без окон, с кельнскими номерами. На нем был логотип компании по прокату автомобилей. Она заглянула под лобовое стекло. Водитель не посчитал нужным купить талон. Ну что ж, ему просто придется заплатить больше. Мюнстер ввела номер машины. Регистрирующее устройство отправило его вместе с названием улицы, датой и временем в центр приема, который перенаправил данные в компьютеры Федерального управления автомобильного транспорта во Фленсбурге. Там его сопоставили с базой данных номеров. Мобильный регистратор не подавал сигналов. Автомобиль не числился в угоне, а номер был зарегистрирован надлежащим образом. Все в порядке.
Тем не менее при взгляде на машину ее охватывало странное чувство. Как-то не вписывался этот фургон в привычную картину неправильно припаркованных автомобилей, которая сформировалась у нее за долгие годы работы. Что было в кузове у этого фургона или что там могло быть? Мебель? Украденные товары? А если — труп? Инстинктивно она приложила ухо к задней двери кузова. Металл был горячим от июньского солнца. Конечно, изнутри не доносилось никаких звуков. Мюнстер покачала головой: иногда ее воображение играло с ней злую шутку. В прошлом она всегда мечтала стать детективом-суперинтендантом. (Может быть, ей все же стоит попробовать закончить детективный роман, который она начала писать два года назад, вместо того чтобы болтаться здесь и страдать излишней подозрительностью?) Она еще раз бросила взгляд на фургон и продолжила свой путь.
Ровно в 17:00 она достигла границы парковочной зоны на Вальдштрассе. Чуть дальше начиналась запретная зона вокруг Федерального конституционного суда, где просто не было возможности неправильно припарковаться. На ближайшем к выезду парковочном месте стоял «мерседес» с просроченным на 45 минут талоном. Она подумала, не проявить ли ей милосердие — в конце концов, рабочий день уже закончен. Но все же решила выполнить свой долг, вбила номер машины и приложила палец к кнопке «Отправить».
12
— Будь добр, перестань так кричать, — умоляла Юлия.
Она с тревогой огляделась, но молодые люди, которые группками кучковались на газоне Замкового парка, играли в мяч, пили пиво или просто наслаждались полуденным солнцем, не проявляли к ним никакого интереса.
— Я вовсе не кричу!
От гнева светлая кожа Лотаря вся покрылась багровыми пятнами, что сделало его похожим на больного какой-нибудь заразной болезнью.
— И кстати, мне плевать, слышит нас кто-нибудь или нет. Пусть все знают, что ты мне изменила! Плевать!
На глазах Юлии выступили слезы.
— Ради Бога, я тебе не изменяла!
— Да? Почему тогда этот Карло продолжает тебе названивать? Почему ты не сказала, что была позавчера на вечеринке? И откуда, скажи на милость, взялся этот засос на твоем бедре?
Юлия в отчаянии всплеснула руками.
— Я тебе уже три раза объясняла, что Карло — мой однокурсник, с которым я готовлюсь к государственному экзамену. «Засос» — это вовсе не засос, а синяк, потому что я ударилась о кухонный стол, черт возьми! И я не обязана спрашивать твоего разрешения, когда моя подруга приглашает меня на день рождения! Кроме того, тебя даже не было дома той ночью!
— В том-то и дело! Я едва успел уехать, а ты уже пустилась во все тяжкие!
— Черт тебя побери, Лотарь! Ты что думаешь, что я буду сидеть взаперти и пялиться в ящик всякий вечер, когда тебя нет в городе? Достал ты меня со своей вечной ревностью!
— Не ори на меня.
— Буду орать, сколько сочту нужным! И вот что еще скажу тебе…
13
Из зарешеченного окна открывался вид на городской сад. Окно было полуоткрыто, поэтому Бен мог слышать шум улицы и крики животных из расположенного по соседству зоопарка.
— Вот дерьмо! — сказал он скорее себе, чем друзьям, которые уныло сидели на стульях. Комната больше походила на приемную зубного врача, чем на тюремную камеру. На столе даже лежало несколько журналов. Но дверь была заперта, и не было сомнений, что их поместят в настоящие камеры, как только закончатся допросы.
— Думаю, на моем дипломе юриста можно поставить крест.
Отчим Бена, наверное, обрадовался бы, если бы узнал, что Бен тоже планирует стать юристом. Он мог бы подумать, что Бен хочет пойти по его стопам. Но все было наоборот. Бен считал Йохена Вальтера продажным адвокатишкой, которому было наплевать на закон и справедливость. Он хотел стать юристом, чтобы такие типы, как его отчим, не смогли полностью разрушить немецкую правовую систему. Но теперь он сам вступил в конфликт с этой правовой системой.