Она раскладывала пасьянс на маленьком столике. Подумать только, испанский пасьянс в шестом часу утра — это было в ее духе.
Профиль ее был хорошо очерчен на фоне розового абажура. На ней был бледно-розовый халат. Талию стягивал широкий шарф. Из-под халата виднелись маленькие изящные ножки в голубых сандалиях. В светлых волосах торчал высокий испанский гребень.
Гелваде понадобилась секунда, чтобы охватить все это взглядом. Марандаль увидела его и выронила карты из рук. Какое-то мгновение в ее взгляде было только удивление, затем резким движением она оттолкнула столик, схватила подвернувшуюся под руку вазу и запустила в Гелваду. Удар пришелся по скуле. Тонкая струйка крови побежала по его щеке, по шее, за воротник.
За все это время он не сделал ни одного движения. Он не пошевелился и тогда, когда следом за вазой последовала сама Марандаль, которая вцепилась в него, как кошка.
И лишь когда его глазам стала угрожать явная опасность, он позволил себе отклонить голову.
Марандаль начала говорить:
— Святая дева Мария, — прошептала она. — Помоги мне. — Она изложила упомянутой деве, что именно хотела бы сделать с Гелвадой.
Он отметил, что мягкий, чуть хрипловатый тембр голоса у нее совсем не изменился.
Взгляд ее упал на марокканскую саблю, висевшую на стене, он вовремя перехватил его и, прежде чем она сделала шаг в том направлении, крепко сжал кисти ее рук.
Гелвада стал говорить мягко и спокойно, по-испански, с нотками глубокого сожаления и горя.
— Моя дорогая, не нужно так волноваться. Я вполне понимаю твои чувства. Но, поверь мне, речь сейчас идет о твоем благополучии, может быть, даже жизни. Я понимаю, что самым сокровенным твоим желанием является желание убить меня. Я даже сознаю, что заслуживаю эту участь. Так что твой здравый смысл должен подсказать тебе, что раз уж я вернулся, то либо предпочитаю смерть от твоей руки, либо действительно хочу сообщить тебе нечто очень важное.
Речь Гелвады произвела впечатление.
Она взглянула на него глазами фиалкового цвета, в которых сквозь не остывший еще гнев проглянул нескрываемый интерес.
В эту минуту она была дьявольски хороша.
Гелвада вздохнул.
— Пусти меня, негодяй!
— С удовольствием, — ответил он.
Они стояли посреди комнаты, глядя друг на друга. Затем она сказала все, что думает о Гелваде. Он ее не прерывал. Он научился терпению. Спустя некоторое время Марандаль замолчала, ей не хватало воздуха в легких. Гелвада воспользовался передышкой и заговорил:
— Марандаль, теперь выслушай меня. Я вернулся сюда… Вернулся, чтобы предупредить тебя.
— О чем предупредить? — спросила она.
Лицо Гелвады приняло выражение полнейшего раскаяния и смирения. Эффект усугублялся следами повреждений, нанесенных его внешности.
— С тех пор, как я покинул Лиссабон, — сказал он, — я не был счастлив. С годами я понял: для меня существует на свете только одна женщина — ты. Я потерял тебя, потому что был дураком. Мне просто необходимо тебя повидать. Ради тебя самой.
Она села на кушетку.
— Эрнест, — сказала она. — Ты просто страшен. Пойди вымой лицо.
Гелвада медленно вышел. Он улыбнулся. Первый раунд он выиграл.
Он прошел в ванную, вымыл лицо, одеколоном прижег пораненные и поцарапанные места. Постепенно в нем крепла уверенность в том, что Рохас и Марандаль работали на одних хозяев. Первый, возможно, из-за каких-то своих принципов, вторая ввиду полного отсутствия таковых.
Он вернулся в комнату. Марандаль сидела на кушетке. Он подвинул стул поближе и сел, не спуская с Марандаль восхищенного взгляда.
— Я обожаю тебя, дорогая! Поэтому я здесь, — произнес Гелвада. — Ты веришь этому?
— Эрнест, — сказала она. — Я знаю тебя как первого лгуна в Европе. Но, несмотря на это, я хочу, чтобы ты продолжал.
— Первое, о чем я хочу сказать тебе, следующее: я убил Рохаса в летнем домике… минут десять назад.
— Боже! — воскликнула она, с интересом взглянув на Гелваду. — Ты убил Хуана… Почему?
— Так нужно было для твоей безопасности.
— Зачем? — снова спросила она. Он пожал плечами.
— Ты в курсе, чем занимался Рохас? На кого он работал? Ну, вот и…
Марандаль закурила. Возможно, хотела собраться с мыслями. Гелвада тоже молчал. Наконец она сказала:
— Объясни, почему ты говоришь, что убил Рохаса, чтобы защитить меня? Это мне непонятно…
Гелвада подумал, хорошо, что она не возмущается, не вызывает полицию.
— Цветок моей души, ты обворожительна! — сказал он. — И настолько наивна, что тебе даже в голову не приходило, насколько может быть опасна связь с таким типом, как Рохас. Твоя доверчивая натура даже предположить не может, что люди могут вести двойную игру. Они продают своих хозяев врагу.
Бросив сигарету в печку, Марандаль молча смотрела на затухающий огонек.
— Какому врагу? — спросила она.
— Ну, скажем: мне, и другим — усмехнулся Гелвада.
Марандаль кивнула, она поняла.
— А ты работаешь на англичан? — спросила она.
— Можно сказать, работал. За убийство Рохаса англичане мне спасибо не скажут. Считай, что теперь я работаю на тебя. Я не мог поступить иначе из-за тебя. Рохас служил у нацистов, верно? А ты ему помогала? Так? Но ты не догадывалась, что все это время он продавал вас англичанам. Служил и нашим, и вашим.
Марандаль застыла, словно ее поразил гром. «Все-таки она чертовски хороша!»
— Неужели? Ты в этом уверен? Чем ты докажешь?
— Я приехал в Лиссабон специально к нему. Мне поручили представить ему доказательства его двойной игры и предложить работать только на нас. Это было нетрудно. Но в разговоре с ним я понял, что и ты замешана в этом. Я представил твое лицо… Твои чудесные черты… — Гелвада был почти искренен в это мгновенье. — Я вспомнил наши встречи… И понял, если я хочу, чтобы ты осталась в живых, я должен его убить. Что я и сделал… Не задумываясь.
— Но ты не договариваешь, Эрнест. Мы должны быть сейчас откровенны друг с другом. Так будет лучше для нас обоих.
— Ты права, — согласился Гелвада. — Я расскажу тебе все, но ты в ответ должна сделать тоже самое.
Он продолжал в той же доверительной манере.
— Понимаешь, Рохас уже некоторое время у англичан находится под подозрением. Но они продолжали ему регулярно платить деньги. В его задачу входило сообщать сведения о действиях фашистских агентов в Португалии и, естественно, поддерживать связь с английскими агентами. Но он повел себя неумно. Два английских агента сразу после прибытия в Лиссабон исчезли. Ряд важных сведений, которыми владел Рохас, стали известны нацистам… Все это заставило англичан проучить его. Поручили это мне, — скромно добавил Гелвада. — Мы здесь вдвоем в Лиссабоне: я и мой товарищ Майкл. Назначена была встреча с американцем. Его имя Галлат. Очевидно, что о его прибытии стало известно… Может быть, тому же Рохасу. Понятно, Галлат исчез. — Гелвада наклонился вперед. — Но не это самое страшное, — продолжал он. — Португалия считается нейтральной страной. Часть полицейских чиновников работает на фашистов. Тайно… Что же будет дальше? Американское правительство официально потребует розыска Галлата и ареста Рохаса и тебя, и всех, кто связан с этим. Видишь, что получается: за тобой, с одной стороны, будут охотиться англичане и нацистская разведка, с другой — официальные власти Португалии. Представляешь, мой цыпленок, как я испугался за тебя. Тебе уже никто не поверит. А нацисты, скорей всего, перережут твое красивое горлышко. — Наступила пауза. Гелвада взглянул на Марандаль. Лицо у нее было испуганное. Она горестно покачала головой.
— Да, я верю тебе, — сказала она. — Когда ты назвал имя Галлата, я поняла, что ты в курсе всех дел. Положение ужасное, и мне без тебя не выкарабкаться. Ты мне поможешь? Ведь мы старые друзья!
— Ты еще сомневаешься? Я действительно в курсе, но мне нужны кое-какие подробности. Очень прошу тебя, поторопись. Рассказывай все, что знаешь.