— Мне кажется, вы не логичны. Вы многого о нем не знаете и, однако, уверены в нем. В жизни случаются самые странные вещи, о которых мы даже не можем и подумать. И наш инстинкт очень часто подводит… Но довольно об этом. Поверьте, я сожалею, что затеял этот разговор. Я просто свинья. Но и вы должны меня понять…
Он встал.
— Прощайте дорогая. Спасибо. Я не скоро забуду вас.
— Мы больше не увидимся, Эдвард? — спросила Валетта.
— Это зависит от вас. Возможно, как это ни печально, я в чем-то окажусь прав… Вспоминайте обо мне. Пишите. Я не буду терять надежды, — он улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, лицо его осветилось.
— Очень мило с вашей стороны, — сказала Валетта. — Хотя позолота уже облетела с пряника.
Он пожал плечами. Потом сказал очень серьезно:
— Не все то золото, что блестит.
С печальной улыбкой он крепко пожал ей руку и вышел. Проводив его, Валетта присела на тахту и неожиданно для себя горько заплакала.
В задумчивости Валетта стояла у дверей своей артистической уборной и думала, что надо идти домой, но было ощущение, словно она забыла здесь что-то.
Она рассеянно посмотрела на свое отражение в зеркале, которое отражало фигуру в черном пальто и маленькой шляпке с вуалеткой. Вспомнила слова Стендена. Он говорил, что она прекрасна, восхитительна.
Последние дни она много думала о Стендене, о том, что он говорил про нее, про Кейна. Смутные сомнения недавних месяцев стали завязываться в тугой узел. Ей это не нравилось. Стенден был логичен в своих рассуждениях. Этого у него не отнимешь. Хотя они и были вызваны ревностью, но в них была доля правды. В конце концов можно понять, что у мужчины, решившего на ней жениться, отдать ей свое состояние, время, посвятить ей жизнь — не мог не вызвать раздражения такой человек, как Кейн. Но поведение Кейна не только раздражало Стендена, оно вызывало у него подозрения. И тут ему тоже нельзя отказать в логике. Она не могла рассеять эти подозрения, потому что сама ничего толком не знала о Кейне. Она принимала его таким, какой он есть.
Наконец она вспомнила, что не надела свою меховую накидку, которая висела на стуле возле гримерного столика. Валетта подумала не без иронии: в каком состоянии должна быть женщина, чтобы стать такой забывчивой. Она подошла к столику, взяла накидку, набросила на себя и обернулась: в дверях стоял Кейн.
— Вот так сюрприз! — воскликнула она.
— Надеюсь, приятный — сказал Кейн.
Он вошел в гримерную, прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.
— Ты мне рада? — спросил Майкл.
— Конечно, Майкл, где ты пропадал?
Она поймала себя на мысли, что произнесла что-то необычное, то, чего никогда раньше не делала: она задала Майклу вопрос, на который он все равно не ответит. Она удивилась, почему ей в голову пришло задать такой вопрос, и в го же мгновение вспомнила Стендена.
— Так, в разных местах, Я приехал ненадолго.
— Давно в Лондоне? — спросила Валетта. Кейн покачал головой.
— Примерно час.
— О, — сказала Валетта, — из этого можно заключить, что я имею для тебя какое-то значение…
— Совершенно верно.
— А если так, Майкл, нам обоим нужно сделать кое-какие выводы.
— Прямо сейчас? Например?
— Майкл, ты умеешь смотреть фактам в лицо? — Он кивнул.
— Не слишком радостно чувствовать себя куклой, которую дергают за ниточку, — продолжала она, — иногда хочется верить, что действительно имеешь какое-то значение.
— Правильно, имеешь, — сказал Кейн. — Всегда. Ты довольна?
— Нет, — сказала Валетта. Она подняла глаза, увидела, что он улыбается, и ей захотелось обнять и поцеловать его. Вместо этого она сказала с горечью:
— Я все время думаю о тебе. Не могу не думать, И я хочу, имею право знать о тебе правду… Всю, какой бы она ни была.
Кейн перебил ее:
— Фактически ты хочешь сказать, что если женщина спит с мужчиной, то это дает ей право знать о нем все. Я с этим не согласен.
— Значит, ты один такой на свете, — сказала она.
— Не обманывай себя. Люди спят друг с другом по одной очень доброй и старомодной причине… Просто потому, что они хотят этого. Никаких других поводов нет и быть не может.
— Все зависит от точки зрения, — сказала Валетта. Кейн закурил. Она думала о том, что он прекрасно владеет собой. С того момента, как он вошел в ее комнату, закрыл дверь и прислонился к ней, он не пошевелился. Только неуловимо менялось выражение его лица, и двигалась рука с сигаретой.
— Это моя точка зрения, — сказал он.
— Но она не может быть истиной в последней инстанции, — сказала Валетта. — Я всегда считала, что имею право на собственную точку зрения, Майкл.
— Почему нет? Конечно, — улыбнулся Кейн. — И все-таки к чему ты клонишь? Почему не говоришь мне прямо, что у тебя на уме?
Он отошел от двери и сел на стул рядом с ее гримировальным столиком. Она наблюдала за ним.
— Я не знаю. Но мне кажется, если бы ты думал о нас серьезно, о себе… обо мне… Ты бы сделал сам что-то… что-то, чтобы… — она замолчала.
Кейн снова улыбнулся.
— Если бы у меня был подозрительный характер, — сказал он, — я бы непременно подумал, что ты намекаешь на замужество.
Валетта покраснела.
— Глупости, — сказала она. — Я не ожидала этого от тебя.
— Есть чудесная, очаровательная женщина, какую только я встречал в жизни, и она бывает ко мне добра, когда я сваливаюсь к ней откуда-то с неба. Ну, и скажи мне, пожалуйста, чего же мне еще желать, — сказал Кейн.
— С твоей точки зрения, все прекрасно, — возразила она, но… — Она быстро улыбнулась ему. — Тебе не приходит в голову, что я могу хотеть чего-то большего?
Кейн поднялся.
— Вот что, — сказал он. — В результате всего этого разговора у меня возник один очень важный вопрос, который я хочу задать тебе, Валетта. От твоего ответа зависит многое. Подумай, прежде чем ответить. — Он слегка наклонился в ее сторону, вид у него был необычайно серьезный.
— Хорошо, — сказала Валетта, — спрашивай.
— Вопрос следующий, — сказал Кейн … — Ты пойдешь сейчас со мной ужинать?
Она встала.
— Ты невозможен, Майкл, — сказала она. — Мой ответ, черт тебя побери, да!
Хилт быстро шел по улице. Он выглядел как преуспевающий англичанин. На нем было темно-серое пальто, шляпа с большими полями и шерстяные перчатки. Свернув на Фитл-стрит, он на минуту остановился под фонарем, зажег спичку, пряча ее между ладоней от ветра, и прикурил. Его лицо осветилось пламенем.
Нейлек отошел от подъезда, в тени которого он стоял.
— Хелло! Как поживаешь, Аллен?
— Как все. Много работы, развлекаться некогда, а в общем неплохо.
Они шли рядом по Фитл-стрит. После некоторого молчания Нейлек спросил:
— Какой план действий?
— Сейчас вместе идти в кафе опасно. Я пойду сам. Оно налево от следующего перекрестка. А ты иди прямо до автобусной остановки. Там телефон. Минут через десять позвони в кафе и спроси меня. Вот телефон кафе. — Он дал Нейлеку клочок бумаги с номером телефона. — Если я скажу: все в порядке, — придешь, но если скажут, что меня нет или что я просил передать, что жду тебя, немедленно уходи, значит, меня взяли.
— Хорошо, — сказал Нейлек.
Они еще какое-то время шли рядом, потом Хилт сказал.
— Ну, счастливо, Томпсон.
Он свернул налево, Нейлек перешел через дорогу и пошел к автобусной остановке.
Хилт вошел в кафе и окинул его взглядом. Он не нашел в нем ничего примечательного. Такие кафе были почти в каждом провинциальном городе. Он оценил обстановку. Все спокойно. Его внимание привлек посетитель, сидевший возле окна в голубом костюме. Он курил. Посмотрел на Хилта, вынул сигарету левой рукой и затянулся. Хилт все понял. Он заулыбался и пошел к нему через зал.
— Как жизнь, Стенден? — громко спросил он.
— Хорошо, Аллен, — тоже громко ответил Стенден. Хилт сел к нему за столик.