Окажись на месте каштановокудрой красотки с кокетливой родинкой на верхней губе преклонных лет дама, высушенная до костей вредными испарениями внеземных культур, пришлось бы им сейчас двигаться прихотливыми путями похотливых структур сознания, счищая с ноэзиса-ноэмы впечатления мертвую шелуху суждений или торжество ксенологии было бы достигнуто менее жертвенно и не столь откровенно?
Кстати, почему именно она? Что могло не сработать в сложном механизме Verbindungkommission, чтобы вместо лучшего полевого специалиста-практика, не одну собаку съевшего на исследованиях материальных следов Вандереров, сюда попала серая мышка-кладовщица паноптикума вещей невыясненного назначения, а попросту говоря – материальных экскрементов декаденствующих цивилизаций, почти без остатка стертых из вселенских коллекторов рассеянной информации? К тому же имеющую самые нелестные характеристики по результатам участия в присно памятной операции “Колыбель”? И почему здесь они оказались вместе с Навахом? Что могло свести в крошечной точке вселенной давно разошедшиеся мировые линии их судеб? Случайность? Предопределенность, которая есть не что иное, как обращенная вспять все та же случайность?
Сворден Ферц посмотрел на поляну, где Навах колдовал над инерциальным передатчиком, Планета лежал на земле, задрав ногу на ногу и покачивая тяжелым ботинком, а Кудесник чем-то подкармливал свою птаху. Не хватает только стяга с болтом – не дать, не взять – экспедиция Следопытов на привале.
Послышалось шуршание – Шакти перебралась поближе, почти коснувшись его локтем. Сворден Ферц подсмотрел – в отчете она продвинулась не дальше его.
– Не знаю, что писать, – призналась она. Постучала стилом по бумаге, пытаясь выправить его заусенцы. – Ужасное стило. Ужасная ситуация. У меня дар создавать ужасные ситуации. Если бы кто-то замыслил нечто ужасное, то без меня он не обошелся.
– Между вами… – начал было Сворден Ферц, но осекся, почувствовав как на него обрушился ледяной ветер. На какое-то неуловимое мгновение ему вдруг привиделась какая-то совсем уж невозможная картина – свинцовый расплав океана, пустынный берег с похожим на пожелтевший зуб айсбергом, который вломился туда тысячи лет назад и так и намерен простоять там еще тысячи лет, в унылой, жухлой дали возвышаются неприютные горы, над которыми торчат нечто совсем уж невероятное – узкие, длинные хлысты, похожие на тараканьи усы, если можно вообразить себе такого колоссального таракана.
– Спрашивай, – Шакти выводила по бумаге линии. – Если хочешь…
Только она этого не хотела – Сворден Ферц ясно слышал как где-то глубоко внутри себя она кричит: “Молчи! Прошу тебя – молчи!”
Навах оторвался от передатчика и посмотрел в их сторону. Сворден Ферц виновато опустил очи долу. Навах укоризненно покачал головой.
– Смешно, – сказала Шакти. – Смешно и мерзко. Во имя интересов человечества, прогресса науки и всеобщего счастья нужно рассказать – почему ты разделась догола на глазах у мужчины. Почему завлекла его в лес, почему обнималась с ним… Если бы только рассказать… Нужно описать малейшие оттенки собственных переживаний, разложить их по полочкам, классифицировать, налепить ярлыки. Как в музее. Холодным скальпелем разума препарировать душу. Еще раз обнажиться. Перед всеми, а не перед тем, кого ты хочешь…
Больше она не произнесла ни слова, начав писать, зло и яростно покрывая бумагу плотной вязью закорючек, отчеркивая наиболее важное и вымарывая второстепенное. Она словно вступила в сражение с гораздо более сильным противником, поставив свой шанс победы не на точный расчет, не на хитрость, а на отчаяние и безнадежность. Ее лоб и верхнюю губу покрыли крохотные капельки пота. Заправленная за ухо прядь волос выбилась и свисала по щеке. Серые, почти прозрачные глаза блестели, а в уголках собирались предательские слезы, которые приходилось вытирать дрожащими пальцами.
Белобрысый сероглазый мальчуган присел напротив него и взял исписанные листы бумаги. Нахмурился, зашевелил губами, читая про себя отчет.
– Плохо, очень плохо, – вынес вердикт, но затем, кажется, немного смягчился. – Вот это хорошо – озеро, ночь, романтика, зорька, а все остальное – плохо. Как-то вяло, без огонька.
Мальчуган встал, вздохнул, потянулся, как после не слишком трудной, но весьма надоедливой работы, хлопнул по башке стоящего рядом зверя – еще очень молодого, не заматеревшего.