Сворден пожал плечами. Пальцы сами сработали.
— У кого приманка?! — крикнул Церцерсис. Веревку несколько раз дернули.
Они пошли. Идти приходилось осторожно — под снегом лед оказался очень скользким. То слева, то справа кто-то падал, изрыгал традиционно-смачное «кехертфлакш!», поднимался, опять падал.
Вскоре встретилось серьезное препятствие — застывшая волна. Лед круто взмывал вверх, и даже снег не мог удержаться на гладкой поверхности. Люди упрямо карабкались, цепляясь за малейшие выступы, но стоило одному сорваться, как он утягивал за собой остальных.
— Так не выйдет, — сообщил Сворден соседу слева — Пауку.
Тот тащил на себе странное сооружение, завернутое в брезент. Ноша чудовищно мешала взбираться, но Паук, в очередной раз скатившись вниз, вновь поднимался, пластался по льду, раскинув невероятно длинные руки и ноги, кряхтел, шипел, но полз вверх. Однако завидная настойчивость не окупалась.
Сворден сам несколько раз почти цеплялся за гребень. Ему оставалось лишь подтянуться, и он бы преодолел преграду, но Паук упрямо продолжал скатываться вниз, увлекая всех за собой. Пальцы, промерзшие после ледяной воды, разжимались, и Сворден оказывался там, откуда начал.
— Кехертфлакш! — хотелось пить, но снег на вкус напоминал железные опилки.
Придавленный ношей, Паук теперь даже не пытался встать, обессиленно делая попытки карабкаться лежа на животе по накатанной дорожке.
Сворден перевернулся на спину. Лед холодил затылок. На фоне белесой тверди плавно двигались огни. Замкнутый мир укрылся низкими облаками, но если присмотреться, то в зените еще можно разглядеть вечное коловращение Стромданга.
Внезапно пелена прорвалась, и сияющая крылатая тень пала вниз. Запахло грозой. Громадная птица отвратительно каркнула и взмыла. Снег взвихрился.
— Чуют, — сказал Паук.
— А если не взберемся? — спросил Сворден.
— Взберемся, — глаза у Паука смотрели в разные стороны. — Взберемся и пойдем. Еще взберемся. Скатимся.
— Не обращай внимание, — справа подал голос Муха. — Он всегда такой.
— Заткнись, — прохрипел Паук. — Вмажу.
— Надо что-то придумать, — сказал Сворден. — А то так и будем кататься.
— Придумали уже, — пробурчал Муха, зачерпнул снег и залепил в Паука. — Что еще тут думать? Всегда ползли и всегда ползать будем. Клеща нет. Дался ему Пятнистый.
Паук попытался вновь начать карабкаться, но Сворден дернул веревку и стащил его вниз.
— Отдохни.
Паук послушно замер.
Подошли две облепленные снегом фигуры — Клещ и Пятнистый. Пятнистый булькал и плевался кровью. Клещ тащил его за шкирку.
— А вот и Клещ, — Муха помахал рукой. — Он нас живо втащит! Да, Клещ? Брось ты его!
Пятнистый упал рядом. Клещ, не останавливаясь, пошел вверх по льду, иногда наклоняясь и хватаясь за выступы. Вскоре он оседлал гребень.
— Это же Клещ! — помотал головой Муха. — Что говорил! Клещ — мастер на дела. Что корешу ребра сломать, что яйца ко льду приморозить. Клещ!
Дело пошло споро. Клещ бросил линь с крюком, втащил Паука, затем Свордена, который держал Пятнистого. Муха влез сам. Закрепившись, вытащили Блошку с такой же ношей, как у Паука, затем — Гнездо, который неразборчиво, но жутко ругался. Прозорливее всех, как оказалось, поступила Мокрица — она даже и не пытался одолеть кручу, дожидаясь Клеща.
Съехали вниз.
Там их дожидался Церцерсис.
— Чуешь? — спросил Паук.
Пятнистый совсем оклемался:
— Це и не такое учует, сечешь? — сказал он Свордену. — Пусти, башка!
Сворден пустил. Пятнистый свалился. Пришлось опять его поднять.
— Це — башка, — продолжил Пятнистый как ни в чем не бывало. — Сечешь? Я — не башка, Клещ — не башка, Мокрица и та не башка. Здоровые мы на голову, сечешь?
— Заткнитесь, — прошипел Церцерсис. Отставив носогрейку подальше в вытянутой руке, он и вправду к чему-то принюхивался, зажмурив глаза. Лицо его приобрело еще большее сходство с хищным насекомым.
Лед под ногами содрогнулся. Все попадали, лишь Церцерсис остался стоять, широко расставив ноги, наклонившись вперед, точно готовясь к броску.
— Дерваль, — пробормотал он. — Тысячу раз кехерфлакш. У них на хвосте дерваль!
Мокрица завыла и забилась, зажав голову ладонями.
— Надо возвращаться, Це, — просипел Блошка. — Не повезло.
— Це — башка, — сказал Пятнистый. — Больной на голову, то есть.
Лед еще раз содрогнулся — изнутри в него билось нечто огромное.
— Бежать, — Паук развернулся и принялся карабкаться на ледяной склон, с которого они только что скатились.
— Отставить! — рявкнул Церцерсис. — Успеем. Мы успеем, если резче пошевелим задницами, недоумки! Заткните дуру!
Клещ послушно ткнул клешней в Мокрицу. Гнездо сплюнул:
— Правильно Це толкует. Идти надо, а не ссать.
— Туда, — показал Церцерсис.
Они опять выстроились цепью.
Снегопад шел неравномерно, сначала обрушиваясь на идущих плотной стеной, где только веревка не позволяла затеряться в стылой круговерти, а затем становясь таким редким, что взгляду открывалось огромное пространство между островами, превращенное в ледяную страну. Вдалеке торчали макушки гноищ. Громовые птицы кружили над головой.
— Чуют поживу, — Муха задрал голову.
— Это плохо? — спросил Сворден.
— Быстро найдем — хорошо, — Муха поправил рюкзак. — Долго — плохо.
— Почему?
— Кинутся на нас.
Сворден посмотрел вслед за Мухой. Светящиеся тени даже отсюда казались голодными — чересчур беспокойно вели себя — резко взмывали вверх, а затем, сложив крылья, пикировали на людей, оглушая мерзким карканьем.
Несколько раз снова пришлось преодолевать ледовые возвышенности, но теперь заминок не возникало — Клещ ловко взбирался на гребень, непостижимом образом удерживаясь на скользком склоне, и помогал подняться остальным. Но чем дальше они отходили от островов, тем более гладкой становилась поверхность временного ледника.
Церцерсис держался отдельно от остальных, появляясь то впереди, то окликая сзади, то вообще возникал из кратковременной пурги, весь облепленный снегом, проверял крепления и ношу идущих в связке людей.
Пятнистый полностью оклемался, лишь изредка потирая грудь и посматривая на Клеща. Наполнены эти взгляды хоть толикой благодарности или предвещают отмщение за избиение — по испещренному пятнами и опухшему лицу понять было трудно.
Блошка разок попытался поддеть необычно молчаливого Пятнистого, выражаясь в том смысле, что Клещ хорошо отлечил кореша, и теперь неплохо бы и корешу отлечить Клеща, например, избавив того от двупалости. Но тут из ниоткуда появился Церцерсис, молча отлил пива Блошке и так же молча исчез.
А затем лед под ногами Мокрицы разверзся, и она рухнула вниз. Все от неожиданности замерли, но тут из полыньи вырвался гигантский фонтан тягучей дряни, которая расправилась в морозном воздухе широким полотнищем и опустилась на людей.
— Режь концы! — заорал Муха, оказавшись крайним у открытой воды.
Веревку сильно дернуло, Сворден упал, отпихивая липкую пленку, но на холоде та мгновенно приобрела невероятную крепость. Он попытался дотянуться до резака, однако рука запуталась, и ее сжало с силой стальных тисков. Сворден боролся, ворочался, но его скручивало все сильнее. Отвратительная утроба сокращалась тем быстрее, чем сильнее из нее пытались освободиться.
Со всех сторон доносились вопли и стоны. Лед содрогался. Сворден замер. Пленка прекратила стягиваться. Но теперь он чувствовал, что его куда-то тащат, и оттуда, куда его тащат, раздается плеск воды. Совсем рядом послышалась непонятная возня, уши заложило от воя. Тьма распоролась. Сворден рванулся в сторону света.
Рядом с ним сомкнулись гигантские зубы, обдав чудовищным смрадом. Между клыков шевелилось нечто, похожее на щупальца, сочащиеся все той же липкой дрянью. Мир кренился, и Сворден все быстрее соскальзывал в сторону пасти.
— Держись! — заорал повисший на канате Блошка, размахивая длинной металлической палкой.
Сворден ухватился за веревку, однако левая рука так и оставалась зажатой в пленке.
— Я пошел, — сказал Блошка Свордену, оскалился и отпустил канат.