— Тебя отталкивает перспектива сделать Хэйтов своими врагами, да?
В тот момент я уже прекрасно знал, что меня ничто не могло оттолкнуть.
— Нет, Кэролайн, не отталкивает.
— Я рада.
Мы расстались, обусловившие о новой встрече, и после этого наши отношения приняли серьезный оборот. Мы смогли сохранить их в тайне. В течение нескольких месяцев, если быть точным. Наши встречи проводились скрытно, мы урывками вылавливали мгновения для прогулок по тропе между Бристолем и Хазертоном и катанию верхом по пастбищам.
Но вот в один день она сказала, что Мэттью Хэйт собирается просить ее руки следующим утром, и мое сердце зашлось от страха.
Я был решительно настроен не потерять ее. Потому что из-за моей любви к ней, из-за того, что я ни о чем, кроме нее, не мог думать, из-за того, что когда мы бывали вместе я жадно ловил каждый миг; каждое слово, каждый жест Кэролайн были даром небес для меня — каждый изгиб и контур, ее аромат, ее смех, ее утонченные манеры, ее ум.
Я думал обо всем этом, и опустился на одно колено и взял ее за руку, потому что то, что она мне сказала, могло быть не приглашением, а прощанием, и если это было так, то хотя бы эта унизительная картина, доступная лишь птицам на деревьях да коровам, стоявшим на поле и наблюдавшим за нами сонными глазами с травой во рту, не станет общественным достоянием.
— Кэролайн, ты выйдешь за меня? — спросил я.
Я затаил дыхание. Во время наших встреч и украденных поцелуев, что мы разделили, меня преследовал страх, что не стоило верить в свое счастье. Что все это было огромной шуткой, разыгранной надо мной, я был почти готов увидеть Тома Кобли, выпрыгивающего из теней и хрюкающего со смеху. И даже если не так, — даже если это не было жестокой проделкой из мести, — то я мог быть всего лишь забавой для Кэролайн, последней прихотью перед тем, как приступить к исполнению своего истинного долга. Конечно, она скажет нет.
— О, Эдвард, — улыбнулась она, — я боялась, что ты никогда не спросишь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Однако я все еще не мог свыкнуться с этой мыслью. На следующий день я отправился в город, моя дорога лежала в Хокинс-лейн. Я знал лишь то, что Мэттью Хэйт намеревался нанести Кэролайн визит с утра. Поэтому, когда я свернул с главной дороги и оказался у ряда домов, среди которых был и ее, мне пришло в голову, что он уже мог быть внутри и делать ей предложение.
Если я в чем-то и не сомневался насчет Кэролайн, так это в том, что она была отважной женщиной, возможно даже, храбрейшей из всех, что мне довелось встретить. Но она вот-вот собиралась упустить возможность прожить всю свою жизнь в роскоши и богатстве, и, что хуже, своим решением она опозорит отца и мать. Я сам прекрасно знал, как искушало и одновременно угнетало желание оправдать ожидания родителей. Что было невыносимее: сожаление или угрызения совести?
Если я буду рядом, Кэролайн примет решение легче, ведь она — в чем я не сомневался — любила меня. Но что, если ночью к ней закралось дурное предчувствие, а вместе с ним и сомнение? Возможно, к утру она передумала и сейчас, прямо сейчас, стояла, покрывшись румянцем, и соглашалась выйти замуж за Мэттью Хэйта, сочиняя про себя мне письмо.
"Если это и правда так", — подумал я, — "то всегда есть Дилан Уоллэс".
Но потом краем глаза я заметил, как открылась передняя дверь, и показался Уилсон, за которым последовал тот самый писака, и завершали процессию Мэттью Хэйт с Кэролайн под ручку; Роза, держась поблизости, отправилась на прогулку с ними.
Оставаясь поодаль, я проследил за ними вплоть до пристани, все пытаясь угадать, что же он задумал. Не на пристани же он станет делать ей предложение? Не на грязной, вонючей гавани, пропахшей навозом, жженной смолой, вот-вот пойманной рыбой и моряками, которые провели месяцы в открытом море без какого-либо подобия купанию.
Они, казалось, шли к шхуне, пришвартованной к доку, на котором стояло несколько мужчин. Покрывало, протянутое с конца судна, спрятало его имя, но по мере их приближения к нему, до меня вдруг начало доходить. Я, кажется, понял задумку Мэттью.
Конечно же, он привел их к шхуне, и я заметил, как Кэролайн, вероятно, тоже догадавшись о цели их визита, переводила беспокойный взгляд с Хэйта на судно.
Затем Хэйт присел на колено, и экипаж шхуны, Уилсон и секретарь, спрятали руки за спины, готовясь к бурным аплодисментам. Он наконец задал свой вопрос:
— Моя дорогая, окажешь ли ты мне честь стать моей женой?
Кэролайн, сглотнув, запнулась:
— Мэттью, это обязательно делать здесь?