– А потом как?
– Что потом? Потом вот этими сапогами, считайте, половину Германии отмахал, Прошел Чехию, Моравию. Были моменты, думал, не выберусь из этого штопора. По пути всех обиженных подбирал. В основном наши, военнопленные горемыки. Но есть и два немца – антифашисты. Они нам здорово помогли. А возле города Маков пастухи мне про ваш отряд рассказали. Вот я и решил не испытывать больше судьбу в одиночестве. Людей-то у меня маловато. Повернули мы назад к границе. Насилу вас отыскал. Так что принимай, капитан, пополнение. Народ у меня надежный. За всю дорогу не меньше сотни гитлеровцев уложили.
Мурзин задумался. Брать в отряд неизвестную группу вооруженных людей было рискованно. Кто мог за них поручиться? Что, если они специально подосланы немцами?.. Может, сообщить на Большую землю и запросить подтверждение, действительно ли летчик капитан Степанов принимал участие в челночных операциях и не вернулся с боевого задания? Но что это даст? Ведь настоящий Степанов мог и вправду погибнуть, а теперь его именем хочет воспользоваться другой? Молчание затянулось.
– Что, сомневаешься, капитан? – не выдержал Степанов. На исхудалых щеках его заходили желваки. – Неужели я на гада похож?
– Зачем так сразу? Но кое-что придется уточнить. А пока вам следует сдать оружие.
– Узнаю земляков по почерку. Бдительность проявляете? Что ж, и на том спасибо. – Степанов нехотя расстегнул ремень, снял кобуру с парабеллумом, бережно положил оружие перед Мурзиным. – Я его в бою раздобыл, надеюсь, вернете в сохранности. А это, – он достал из кармана маленький английский пистолет, – это подарок. Прошу разрешения оставить при себе.
И Мурзин вдруг решился. Случается иногда так в жизни. В одно мгновенье изменил он свое отношение к этому человеку. Что-то безошибочно подсказало ему: этот человек говорит правду.
– Ладно! Можете взять и парабеллум. Где сейчас ваши люди?
Лицо Степанова посветлело.
– Они тут рядом. Метрах в пятидесяти от вашей землянки.
– Есть среди них советские офицеры?
– Есть. Лейтенант Настенко. Из лагеря военнопленных бежал. Летчик-истребитель Будько, лейтенант Москаленко и еще двое-трое найдутся.
– Приведите сюда лейтенанта Настенко, – попросил Мурзин одного из патрульных.
Когда тот скрылся за дверью, Степанов спросйл:
– А вы, капитан, тоже из плена бежали?
– Нет, я с Большой земли прилетел.
– И давно?
– Не очень, месяца еще не прошло.
Степанов оживился:
– Хоть в двух словах скажите, как там наши? Что делается на фронте?
– Бьют фрицев. Думаю, скоро и сюда доберутся. А цель одна – даешь Берлин.
– Фу-ты черт, даже не верится. Мы ведь пока по лесам бродили, разными слухами пробавляться приходилось. Недавно поймали одного немецкого лейтенанта. Перед тем как на тот свет отправить, допрос ему учинили. Он все про какое-то секретное оружие лопотал. Гитлер им обещает, что этим оружием скоро Москву в пепел превратит.
– В сорок первом не вышло, а теперь и подавно кишка тонка.
В землянку привели лейтенанта Настенко. Был он худ и невысок ростом.
– Присаживайся, Настенко. Автомат свой можешь вот к той стенке поставить, чтоб шею тебе не оттягивал. А вы, товарищ Степанов, погуляйте, пока мы тут побеседуем, – предложил Мурзин.
Степанов невесело усмехнулся и быстрым шагом вышел наружу. Настенко робко присел на его место.
– Рассказывай. Все по порядку рассказывай, – попросил Мурзин. – Как в плен попал? Где побывать успел? Откуда сюда пришел?
– Так про то ж целый день пробалакать можно.
– Ничего. У нас времени много. Давай выкладывай.
– В начале войны был в военных лагерях в Тамбовской области. Служил командиром взвода артиллерийского полка. В конце июля отправили нас на Западный фронт. Стал я тогда заместителем командира батареи. Воевал под Лезно, под Рудней, под Ярцевом. В октябре почти под самой Москвой наши части попали в окружение.
Нам тогда говорили: отступать некуда, позади нас Москва. Вот и стояли мы насмерть, пока за нашей спиной кольцо не замкнулось. И после еще долго в окружении бились.
Наперво я в смоленский лагерь попал, потом в Минск перегнали. А уж оттуда эшелоном в Германию угодил. Был в Силезии. Вместо паспорта алюминиевую пластинку с номером выдали. В открытой шахте уголь рубали. Это возле города Карбиц. До сорок третьего года спину ломал. А в мае солнце пригрело. Надумали мы на волю бежать, к своим пробираться. Убежали вчетвером. Только словили нас гады. Попал я потом в интернациональный лагерь за номером триста восемь, в город Тешин. Для каждой нации свой блок, а промеж них проволочные заграждения. Почти у всех полоски на куртках, с надписью «флюхлинг» – беглец значит по-нашему. И мне такую же полоску присобачили.